Это было дико и странно. С самого начала, когда я увидела на экране бейджик на родном языке, я не могла отделаться от ощущения, что сплю и вижу какой-то фантастический сон. Земля, по сравнению с остальными расами, относительно недавно вошла в Звездный Альянс планет. Тогда полеты в космосе между системами и созвездиями уже были нормой для всех. Но к тому времени флеш-накопители памяти, насколько я знаю, уже не использовались. Так что здесь налицо какая-то нестыковка. Надеюсь, что объяснение этому найдется в тетради. Ибо как добыть содержимое флешки, загадка. Уверена, нужного, давным-давно устаревшего и нигде уже не используемого оборудования на корабле Шрама нет.

Первую страничку тетради я переворачивала с таким благоговением, словно это была вековая реликвия моего народа. Пальцы дрожали так, что я только с третьего раза сумела подцепить обветшавший листок. А когда увидела мелкие и кругленькие, словно маковые зернышки, буквы родного алфавита, на глаза неожиданно навернулись слезы. И мне пришлось отодвинуться от стола, пережидая негаданный приступ сентиментальности. Чтобы даже крошечная капелька влаги не попала на драгоценную тетрадь. И только успокоившись и взяв себя в руки, я придвинулась назад и начала читать…

«…Некоторое время назад я совершил ужасную, жуткую, непоправимую ошибку. Но осознал это слишком поздно. Когда ничего уже поправить было нельзя. Я начинаю вести этот дневник в надежде, что когда-нибудь, кто-нибудь с Земли наткнется на него, пожалеет глупого неудачника и возьмет на себя труд сообщить моим родным и… моей любимой, что меня уже нет. Что я никогда не вернусь. И ждать меня бесполезно. Я не хотел ничего плохого. Но обо всем по порядку.

Я не знаю, сколько прошло с момента моего приезда на Всемирный съезд генетиков и с момента, когда я впервые увидел ее, Элен Адлер. Здесь все совсем другое. Чужое, непривычное, не такое, как на Земле. Совсем другой язык, который я с трудом понимаю и то благодаря электронной штучке, которую нужно вставлять в ухо. Совсем другое время и летоисчисление. И я не знаю, сколько времени я провел в анабиозе. Бог мой! Как нереально, фантастически это звучит — анабиоз! Еще совсем недавно, если бы кто-то мне начал рассказывать, что я вскорости на собственной шкуре узнаю, что такое анабиоз, что он существует на самом деле, реален, я бы посоветовал этому человеку посетить психиатра и не увлекаться фантастическими фильмами и книгами. Но теперь, пережив все это на самом деле, я только грустно усмехнусь и промолчу. Однако, я снова отвлекся.

Итак, я прибыл в качестве делегата от Московского Института Генетики и Биоинженерии на Всемирный съезд генетиков. Поначалу в составе делегации должен был быть мой друг, Алексей Кузнецов. Но за два дня до отбытия делегации он умудрился оступиться на лестнице и заработать сложный перелом ноги со смещением. Ни о какой поездке для него не могло быть и речи. И тогда Лешка походатайствовал перед начальством, чтобы в составе делегации его заменил я. Аргумент был один, но убойный: антимутаген разрабатывали мы вдвоем. Я человек непубличный. Мне проще в лабораториях, с пробирками и реактивами, чем с живыми. Мама иногда ворчит на меня, что будь моя воля на то, я бы на реторте или пробирке и женился бы. Но правда в том, что я с самого раннего детства был слишком застенчивым. И с возрастом это так и не прошло. Даже университет не научил меня легче и проще сходиться с незнакомцами. И тем удивительнее было то, что, едва столкнувшись в фойе гостиницы с Элен, я сумел не только извиниться за свою неуклюжесть на вполне сносном английском, но и, очарованный этой грациозной и непосредственной красавицей, смог пригласить ее поужинать вместе. Еще удивительнее было то, что, заглянув в мои глаза, девушка, не ломаясь, приняла приглашение.

Этот вечер и ужин в компании Элен словно что-то сломал во мне. А потом заново срастил. Только уже правильно. Так как было задумано самой природой. Или Отцом-Создателем. Элен оказалась для меня глотком свежего воздуха, бокалом дорогого раритетного шампанского. Она искрилась, словно снег под луной. И согревала мое сердце не хуже весеннего солнышка. Я был опьянен и очарован. И проводив ее после ужина до дверей ее номера, почти не заикаясь от волнения, предложил стать моей женой.

По правде говоря, я ожидал от Элен всего, чего угодно. И сам удивлялся той невероятной, непонятно откуда возникшей смелости, позволившей мне сделать предложение понравившейся девушке. Но Элен все равно поразила и почти шокировала меня. Она грустно улыбнулась и погладила меня по щеке. А потом горестно сообщила, что отец собрался выдать ее замуж за его партнера. А партнеру еще больше лет, чем отцу. И чтобы избежать этого замужества, Элен завербовалась на работу в правительственную лабораторию, которая находится на закрытом спутнике Венеры. Отказаться от контракта — значит оказаться у алтаря со стариком. Ибо отец своего не оставит, лишит ее, Элен, содержания и выгонит из дому, если она откажется от замужества. Да и у них в семье так принято. Но если я хочу, то могу тоже завербоваться вместе с ней. Генетики проекту, в котором она будет работать, очень нужны. И тогда мы сможем быть вместе. А со временем и пожениться.

Надо ли говорить, что я отправился по указанному Элен адресу тем же вечером? Никому ничего не сказав. Не став дожидаться утра. Я просто дрожал от нетерпения и боялся, что мест не останется, меня не возьмут. Меня даже не удивило, что набор в такое серьезное место, как правительственные лаборатории, проводился в одном из номеров соседней с моей гостиницы. Более скромной, если выражаться корректно. Последнее, что я запомнил, это какой-то странный клерк с мордой отпетого бандита, предложивший мне присесть у стола и от руки заполнить анкету. Чашку ароматного кофе, которую он же поставил у моего локтя. И потертое, местами пропаленное, дешевое ковровое покрытие неопределенного цвета, на которое я почему-то прилег щекой…

Когда я открыл глаза, то подумал, что сошел с ума. Или у меня галлюцинации. Я находился в белом, хорошо освещенном помещении, у меня почему-то возникла в голове ассоциация с операционной. Может быть потому, что у меня дико болела голова, и я подумал, что получил травму. А может быть, из-за плотности света, словно лившегося