прожили. Не знаю, что творилось в его голове. Он был хорошим командиром, он берёг своих людей. Поэтому они и не уходили из монастыря. Он не хотел бросать ни единого солдата.
Такое спокойное поведение моих сослуживцев я воспринял как нечто само собой разумеющееся. Снова вернулся к Тому и Джейку. Нам предложили ужин, мы с радостью согласились и ели вместе, у кровати Джейка. Шутили, болтали и пытались придумать, как нам выбираться от сюда. Джейк хвалился, что через пару-тройку дней сможет передвигаться самостоятельно…
Позже, вечером я вновь вернулся к Питеру и остальным. Один парень, я его не знал, случайно услышал разговор капитана и двух его лейтенантов, состоявшийся не более получаса назад. И рассказывал им об услышанном. Он говорил, что те двое уговаривали Марино, действовать. Восстановить дисциплину. «Взять» меня в назидание остальным. Овладеть оружием. Уходить из монастыря, бросить тех, кто не способен передвигаться сам. «Довольно сидеть без дела, довольно жалеть слабых» – говорили они. «Они нужны Сопротивлению». Капитан колебался. Отвечал, что нужно ещё время, люди сейчас не готовы. Его «обвинили» в бездействии, в том, что слишком много позволяет подчинённым. Что вот-вот солдаты откажутся выполнять его приказы, если он будет и дальше проявлять мягкосердечие. Офицеры требовали от него приказа вооружиться, забрать у «этих» монахов продукты и всё необходимое для перехода и пробиваться к своим. «Сэр, отдайте приказ или будет поздно!» – кричали они. «Приказ сэр!».
Тот боец не слышал, чем закончилась их перепалка. Поспешил рассказать остальным, и сейчас они обсуждали, что будет. Питер спросил меня, действительно ли я ухожу, я ответил да. Не помню, кто первым сказал "предатель", мгновенно поднялся гвалт, кто-то ушёл, кто-то кричал «это его дело», слышались возгласы «присяга» и «должны». Всего и не упомнить. Мысли, скрываемые внутри каждого присутствующего, прорвались в форме слов поддержки, обвинения, угроз, упрёков и уговоров. Как цепная реакция, запущенная и набирающая обороты. В ход пошли кулаки. Крики и проклятия. Одни пытались образумить дерущихся, другие молча ждали развязки, скрывая свои мысли. Конечно же, я испугался. Я-то думал, всё будет так просто. Наивный. Мы с Питером выбежали из комнаты, он бросил мне «уходите как можно скорее» и скрылся за поворотом коридора.
– Вы можете объяснить, почему произошёл раскол?
– Потому что многие задумались. Сопротивление взрастило нас и бросило на вражеские амбразуры. Но были ли мы готовы к этому? Не все. Слишком долго, слишком сложно, слишком много лишений и страданий. Красивые картинки маршей по захваченным городам Метрополии, про блеск знамён Союза и символики Сопротивления, развивающихся над «освобождёнными» колониями, праздничные парады и грохот свергаемых со своих постаментов свидетельств нашего угнетения, померк перед грязью, страданиями и болью. Плохо ассоциировался с ужасами, что мы творили во имя своего «освобождения» от цепей. Не выдержала психика. Далеко не у всех, но там… так уж получилось. Обстоятельства. Атмосфера. Время и место. У колеблющихся появился повод принять решение, а у самых преданных возненавидеть их, за это.
– Значит, те офицеры, уговорили капитана действовать?
– Уговорили. Я верю, хоть и почти не знал его, что ему сложно далось это решение. Впрочем, последующие события доказали, что он был достойным человеком. Уже в суматохе бегства по запутанным лабиринтам Юнхэгуна, уже когда появились войска Метрополии, и все воевали против всех, мы с Томом и Джейком наткнулись на Питера. Он-то и обрисовал ситуацию. Наши завладели оружием и попытались захватить склад с продовольствием. Как только началась стрельба, монастырь проснулся. Гражданские быстро разобрались в ситуации, их лидер, понял, что оставшись без продуктов, они обречены. Пока одни только просыпались, в то время как многие метались по подземным переходам, спасая свою жизнь, он организовал находившихся рядом людей и дал отпор. Они попытались спрятать женщин и детей, вооружились, даже баррикады навалили из всякого хлама, на подступах к ним. Иллюзий они не питали, наверное, сразу поняли, что солдаты не будут заморачиваться по поводу безоружных, переговоров или уступок и отвечали стрельбой на стрельбу. С наскоку взять необходимое у Сопротивления не получилось и началось противостояние, опытных, закалённых в боях людей с гражданскими, плохо умевшими обращаться с оружием, но с яростью защищавшими своё «добро» и близких. К ним присоединились бойцы, отказавшиеся подчиняться приказам и сумевшие скрыться от собственных товарищей. Те, кого не пристрелили, за мятеж и предательство.
Тому, кто не был в Юнхэгуне, может показаться странным, что маленькая война случилась в таком замкнутом пространстве, всего лишь монастырь. Какие баррикады? Какие бои? Всё должно было закончиться очень быстро. Но Юнхэгун это целый комплекс пещер и помещений, лабиринт коридоров и галерей, тупиков и закрытых дверей… Многоуровневый, сложный и запутанный. Солдаты Метрополии, появившиеся чуть позже растворились в них, так же как и Сопротивление, как и гражданские, прятавшиеся и отбивавшиеся от нападавших. Там хватило бы места намного большему количеству сражавшихся. Оттого и такая неразбериха, суета, пальба во всё, что движется. Сложно построить линию боя, плохо ориентируясь на местности. Нелегко продвигаться по туннелям, оканчивающимися тупиками или завалами, прислушиваясь к треску оружия, совершенно теряя направление и ориентиры. Попробуйте угадать кто и где стреляет, если звуки отражаются от каменных стен, порождая эхо, запутывающее вас ещё больше. Рукопашные схватки в узких коридорах, топот ног, крики. Детский плач и мольбы. Случайные жертвы. Бестолково мечущиеся ополоумевшие от страха люди. Кто-то скажет безумие и будет прав… Я помню только темноту и мигание светильников. Череду похожих друг на друга комнат. Тела людей. Ругань и проклятия. Как же я хотел исчезнуть из того места. Не слышать и не видеть всего этого. Хотел домой, мечтал о тишине.
Питер погиб. Закрыл нас своим телом от брошенной в нашу сторону гранаты. Что самое нелепое, бросить её мог кто угодно. Поди разбери в той суматохе. Но его не стало. Как и многих других в ту ночь. Мы втроём прятались, снова крались по опустевшим катакомбам, опять прятались. Прислушивались. Ползли. Петляли и старались не попадаться никому на глаза. И так до самого утра.
Что я запомнил хорошо, так это один момент… плохо различимые голоса за стеной, звук шёл из воздуховода над моей головой. Мы приютились в какой-то кладовке или бытовке, набитой старым хламом. Джейку нужен был отдых. Прикрыли дверь, я держал её под прицелом, пока Том помогал сыну устроиться на полу и осматривал ногу. На повязке появились следы крови. В относительной тишине я слышал обрывки фраз из соседнего помещения.
Один голос говорил о гражданских, «пустим их вперёд, они не смогут стрелять… есть и дети… ещё лучше…», другой отвечал «у них на глазах… посмотрим… как заговорят…
