— К чему ты клонишь? — несколько более резко, чем следовало, поинтересовалась я. — К тому, что вести спокойную жизнь городского обывателя я теперь не смогу? Что такая жизнь покажется мне серой и скучной?

— Я этого не говорил.

Шрам по-прежнему нависал надо мной, опираясь на локти по обе стороны от моего тела. Словно стремился удержать, не дать сбежать раньше, чем получит от меня ответ. Но вся беда была в том, что я не понимала, что он от меня хочет. И в конце концов, я сдалась. Малодушно отвела глаза в сторону и попросила:

— Просто скажи, что ты хочешь услышать от меня. Я не понимаю, чего ты ждешь, прости.

Шрам еще несколько секунд словно по инерции смотрел мне в глаза. Будто пытался осмыслить услышанное. А потом с шумным вздохом упал рядом со мной на подушку и уставился в потолок:

— Вообще-то, — заговорил он спустя долгих десять секунд, — я хотел услышать от тебя, какое место в твоей жизни занимаю я. И что ты планируешь для нас в будущем. Но видимо, я зря затеял этот разговор. Если ты даже на мгновение не задумалась, о чем речь, то…

Шрам недоговорил. Оборвал себя на полуслове, вскочил с кровати резким движением и, прежде чем я опомнилась, покинул каюту. А я осталась одна. Ошарашенно смотреть ему вслед. И пытаться понять, что сейчас здесь случилось.

То, что я допустила серьезную ошибку, я поняла очень быстро, буквально на следующее утро. С вечера я долго ждала возращения Шрама, надеясь, что он проветрится, остынет, я извинюсь за свою трусость, и все станет как раньше, но буканьер все не приходил. Я сначала лежала на кровати. Потом встала и навела порядок там, где мы пытались ужинать. Потом походила по каюте. Шрам все не шел. У меня даже родилось желание пойти его поискать. Но… Я опять струсила. Испугалась, что найду его в рубке или в другом общественном месте и мне при всех придется объяснять, зачем я его ищу и что мне от него нужно. В итоге, вместо того чтобы отправиться на поиски буканьера по кораблю, я села за свой рабочий стол и попробовала вывести формулу сыворотки-«прививки», которая смогла бы «научить» ген не изменяться под воздействием сторонних факторов. И как-то незаметно для себя втянулась, увлеклась и проработала очень долго. Так долго, что усталость сморила меня прямо за столом…

Проснулась я в половине девятого утра по внутреннему корабельному времени. От жуткой боли в шее и щеке. Шея просто затекла от неудобной позы. А вот щека… Усталость скосила меня в тот момент, когда я задавала вариатору параметры расчета сыворотки. Я так и простроилась щекой на кнопки ввода аппарата, не закончив работу. И теперь вариатор удивленно мигал на меня красным индикатором, не зная, что делать с той белибердой, которая оказалась в его памяти из-за того, что я перепутала его с подушкой.

Кое-как размяв шею, я вычистила все лишнее из вариатора и поднялась на ноги. В голове была вата. Тело болело от сна в неудобной позе. А я все никак не могла понять, что происходит.

Во время обучения, когда времени на полноценный отдых мне катастрофически не хватало, я часто засыпала за столом. Арлинтка, с которой я делила жилую комнату в академии, думала, что я слишком увлечена своей наукой. А на самом деле, помимо обучения по прямой специальности, я еще и проходила обучение у куратора, а также была вынуждена поддерживать свое физическую форму на определенном уровне. Потом, когда обучение в академии завершилось, стало немного легче. Но я все равно периодически путала рабочий стол с кроватью, а клавиатуру терминала с подушкой. Все это прекратилось, когда в моей жизни появился Стейн. Каким бы гадом ни был мой бывший, но за тем, чтобы я нормально спала в положенном месте, он следил строго. Потом, уже после того, как узнала, что бывший меня попросту продал, как корову, я иногда думала, что его забота обо мне была обыкновенным беспокойством работорговца, переживающего за сохранность товара.

Позднее, когда Шрам вытащил меня из лап Тейта, уже он следил за тем, чтобы я не засыпала за столом. И вот я снова умудрилась перепутать рабочее место с кроватью… Потому что некому оказалось выгнать меня вовремя из-за стола. Так где же сам Шрам?

Я метнулась в комнату с кроватью: даже если буканьер и приходил ночевать в каюту, это не было заметно. Я вчера даже не подумала расправить кровать, ожидая, что Шрам вот-вот вернется, и мы ляжем спать. Но он, кажется, так и не возвращался. Иначе он вряд ли смог бы равнодушно смотреть, как я сплю за столом.

В попытке привести в порядок мыслительный процесс, я сходила в санблок, приняла душ, почистила зубы и вопреки всему поплескала в лицо водой. Я до сих пор никак не могла привыкнуть к волновому душу. Понимала, что излучение очищает тело точно так же, как и чистит утилизатор, то есть, идеально, но ощущение свежести мне приносила только вода.

Мало-помалу жизнь возвращалась в мою помятую несанкционированной ночевкой голову. Мыслительный процесс со скрипом, но запускался. И я начала понимать, что вчера допустила серьезную ошибку. Мои колебания и боязнь быстро принять сложное решение что-то сломало в наших со Шрамом отношениях. Теперь нужно было что-то делать. Причем быстро. Пока мое малодушие не привело к катастрофе вселенского масштаба. Ведь если я потеряю Шрама…

Я замерла на пороге, забыв, как дышать. Со Стейном я была знакома полтора месяца, когда он переехал ко мне и сделал мне предложение. И то решение мне далось так же просто, как я выпивала стакан воды. Так почему я настолько болезненно отреагировала на просьбу Шрама определиться со своей дальнейшей судьбой?

Мне безумно захотелось надавать себе оплеух за глупость и робость. Как там было у классиков? Девушка сама писала письмо кавалеру еще в девятнадцатом веке, когда женщины о свободе еще даже мечтать не могли! А я, в наш просвещенный век, струсила принять решение и допустить ошибку!

В душе вновь волной поднялось желание найти Шрама и поговорить с ним. Может быть, извиниться. Однозначно сказать, что я дура. Но, выйдя из санблока, я едва не