Она вспомнила ненавистную песню, которую Виктор в последние месяцы постоянно слушал, и затряслась от злости. Проклятье, ведь ситуация один в один:

Она ползла словно уж, она кралась точно рысь,

Ах как ей нужен был муж — перегрызть ему жизнь.

«Перегрызть ему жизнь…» — с горечью повторила Татьяна, нервно кусая губы. С неба на землю немного спустить всего лишь! Чтобы в реальности жил, а не в своих глупых фантазиях! Как можно в пятьдесят четыре года оставаться мальчишкой, мечтающим о каком-то там небе⁈ Да кому оно сдалось⁈ Деньги надо зарабатывать, деньги! Семью обеспечивать! Она с невероятным трудом сдерживала слезы, хотелось разрыдаться, женщину буквально трясло.

Добравшись до нужной станции, Татьяна не сразу сориентировалась, куда идти, слишком много лет прошло, местность сильно изменилась, понастроили здесь много чего, но все же сориентировалась. Вздохнула, миновала поселок и быстрым шагом направилась в самую чащу по едва заметной тропинке, не обращая внимания на заинтересованные взгляды местных жителей. Она откуда-то точно знала, куда нужно идти и была уверена, что не заблудится, хотя раньше никогда не умела ориентироваться в лесу. Женщину словно вело что-то невидимое, что-то очень встревоженное, обеспокоенное тем же, чем была обеспокоена она — нужно любой ценой не дать Виктору войти в овраг. Она не задавалась вопросом почему. Просто знала, что так правильно.

Лесные тропинки ложились под ноги Татьяны словно сами собой, она легко шла, невзирая на лишний вес, даже не останавливаясь отдыхать. Раньше бы каждые полкилометра останавливалась, но не теперь — женщина буквально рвалась вперед, страшно боясь не успеть. Она шла весь день, а затем и всю ночь, причем прекрасно видела дорогу в полной темноте. Раньше Татьяна этому удивилась бы, но не теперь — теперь перед ней стояла сверхзадача.

Рассвело, когда женщина добралась до оврага. Она успела — перед ним стоял Виктор и молча разглядывал выплывающий из ниоткуда белесый туман, скрывающий вход. Тот формировал из себя разные фигуры, в которых угадывались драконы, гномы, лешие и другие сказочные существа.

— Стой! — завопила Татьяна. — Стой, тебе туда нельзя! Нельзя!

— Это еще почему? — повернулся к жене бывший ролевик. — То-то меня пытались не пустить сюда, корни буквально под ноги бросались, тропинка так и норовила в болото завести. Даже волки нападали, еле отбился. Долго шел, думал уж — не дойду. Почему вы все так боитесь, что я там окажусь?

— Нельзя тебе туда, нельзя! — как заведенная, вторила Татьяна, стремясь добежать до Виктора, схватить и не пустить.

— Да идите вы все! — выплюнул он и сделал шаг в туман.

Случившееся затем женщина видела в кошмарных снах до конца жизни. Фигура пожилого мужчины внезапно потеряла грузность, лысина покрылась волосами, он на глазах молодел, превращаясь в того самого широкоплечего длинноволосого парня, которого когда-то встретила и полюбила «эльфийка» Талиэль. Взвигнув, Татьяна попыталась прорваться в туман, вдруг она тоже помолодеет, но нечто невидимое с брезгливостью оттолкнуло ее, сопроводив не словами, но чем-то понятным: «Таким, как ты, здесь не место!».

Над покрытым туманом оврагом на большой громкости загремела любимая песня Виктора, от которой Татьяну опять затрясло:

Она ползла словно уж, она кралась точно рысь,

Ах как ей нужен был муж — перегрызть ему жизнь.

И поутру, когда мрак опустился в овраг,

Чуть не рехнулась, увидя, что сделал дурак.

На поляне среди тех поганых болот,

Словно лебедь стоял, клюв задрав на восход,

Белоснежный корабль, подняв якоря,

А на крыльях его занималась заря!

От страха пятясь как рак, кричала баба крестясь:

«Куда ты, мать твою так, дурак, меня не спросясь⁈»

И он сказал ей: «Туда, куда не знаю и сам!»,

И свой летучий корабль поднял к небесам!

— Да что же ты творишь, дурака кусок⁈ — возопила женщина, потрясая кулаками над головой, вид помолодевшего мужа был для нее нестерпим, особенно болезненным оказалось осознание, что ей молодой снова не быть.

Виктор, уходя в туман, только один раз оглянулся, и в его взгляде брошенном на Татьяну была даже не брезгливость, а откровенное омерзение. И презрение, женщина с которой он прожил всю жизнь, его больше не интересовала, что неудивительно, исходя из того, в кого она превратилась.

А Татьяна бесновалась у входа в овраг, чуть ли не воя от отчаяния. Это что же получается, дурака не от мира сего омолодили, а ее, реального человека, живущего реальной жизнью, нет⁈ Это же несправедливо! Тысячу раз несправедливо, отчего женщина в который раз разрыдалась. При воспоминании об омерзении во взгляде уходящего мужа было невыносимо больно и обидно. Да, она не осталась мечтательной дурочкой, и что с того⁈

Туман между тем сгустился сперва в подобие огромного яйца, а затем преобразовался в белоснежный, полупрозрачный, призрачный парусный корабль. На его палубе у штурвала стоял молодой длинноволосый парень с роскошной светлой гривой и широкими плечами, он задорно хохотал, запрокинув голову. На какое-то мгновение корабль застыл неподвижно, после чего легко поднялся в небо и вскоре превратился в едва заметную точку, оставив внизу скукожившуюся на земле, горько плачущую пожилую женщину, осознавшую, что никогда больше не увидит человека, с которым прожила жизнь. Впрочем, а человека ли? Но она об этом не думала. Она плакала.

Вот только ни Татьяна, ни кто другой не видели, что от парня на палубе корабля тянутся вниз узловатые энергетические корни, которые принялись выдираться из земли, вызывая ее глухие, болезненные стоны. С планеты уходила едва ли не десятая часть ее творческого начала, и она плакала от боли, ведь корни выдирались с мясом и кровью, их обладатель больше не хотел иметь с Землей ничего общего, никогда и ни при каких обстоятельствах. Он ее знать не желал! Что ж, все справедливо, как к нему отнеслись здесь, так и он имел право относиться. У него ведь не спрашивали, когда обрушили вниз и превратили в духовный обрубок, заставив забыть себя и стать «обычным» человеком, не способным взлететь.

Энергетическая сфера планеты содрогалась, неохотно отдавая не принадлежащее ей, она молила не делать этого, но носитель творческого начала не слышал ее — он стремился прочь отсюда, он стремился в небо. Домой! Он не понимал за что с ним так поступили, он не умел и не хотел