мотивами? 
– Я подумаю над этим, доктор. А пока – эти новые препараты?
 Петрова выдала ему несколько инъекторов.
 – Одна доза утром, одна вечером. Эффект временный, и есть побочные явления – возможны головокружения, нарушения восприятия, в редких случаях – галлюцинации. Не рекомендуется применять во время критических операций.
 – Понял, – Васкес спрятал инъекторы во внутренний карман формы. – Спасибо, доктор.
 – Капитан, – Петрова остановила его у выхода, – как ваш врач, я должна напомнить, что есть пределы того, что может выдержать человеческое тело. Даже такое сильное, как ваше.
 Васкес слегка улыбнулся.
 – Как капитан, я должен напомнить, что есть миссии, важнее здоровья одного человека.
 С этими словами он покинул медицинский отсек, чувствуя, как боль в руке снова усиливается. Пора было применить новое лекарство.
   После укола состояние улучшилось почти мгновенно. Боль отступила, сменившись лёгким онемением. Движения стали более свободными, хотя и сопровождались странным ощущением, будто рука принадлежала кому-то другому.
 Васкес решил использовать временное улучшение для личного разговора с Аминой Хан. Из всего ключевого персонала она казалась наиболее искренней в своём стремлении к научной истине, хотя капитан подозревал, что и у неё были свои секреты.
 Он нашёл её в лаборатории астробиологии, склонившуюся над голографической проекцией странных микроскопических структур.
 – Доктор Хан, – поздоровался Васкес. – Не помешаю?
 Амина вздрогнула и быстро деактивировала проекцию – реакция, показавшаяся капитану чрезмерной для рутинного научного исследования.
 – Капитан, – она выпрямилась. – Конечно, нет. Чем могу помочь?
 Васкес активировал защитное поле конфиденциальности – стандартная процедура для личных бесед с членами экипажа.
 – Я хотел поговорить о текущей… динамике в команде, – начал он. – Доктор Петрова обеспокоена растущим напряжением между отдельными группами.
 – Это ожидаемо при длительной изоляции, – осторожно ответила Амина. – Особенно учитывая стресс неизвестности, связанной с миссией.
 – Дело не только в изоляции, – Васкес смотрел ей прямо в глаза. – Четыре месяца в искривлённом пространстве, и каждый член ключевого персонала создал свою зону секретности. Вы с Левином. Волков со своими лингвистическими исследованиями. Рейес с… чем бы он ни занимался во время своих ночных обходов.
 Амина не отвела взгляд, но её пальцы едва заметно напряглись на краю стола.
 – Наука требует сосредоточенности, капитан. Иногда это выглядит как изоляция.
 – Не играйте со мной, доктор Хан, – голос Васкеса стал жёстче. – Я не требую полного раскрытия всех ваших теорий и гипотез. Но мне нужно знать, представляют ли они потенциальную угрозу для миссии или экипажа.
 Амина помедлила, затем кивнула.
 – Справедливо. Нет, капитан, мои исследования не представляют прямой угрозы. Но их импликации могут быть… дестабилизирующими с точки зрения нашего понимания человеческой истории и эволюции.
 – Архитекторы? – прямо спросил Васкес.
 – Да, – подтвердила Амина. – Я обнаружила доказательства того, что жизнь на Авалоне, включая микроорганизмы, была… спроектирована. Искусственно создана или модифицирована с использованием технологий, значительно превосходящих наши.
 – И вы считаете, что те же существа могли повлиять на жизнь на Земле?
 Амина выглядела удивлённой его прямотой.
 – Это… одна из гипотез, да. Существуют странные сходства между земными и проксимианскими формами жизни на генетическом уровне, которые сложно объяснить независимой эволюцией.
 Васкес задумчиво кивнул. Эта теория объясняла многое, включая загадочное происхождение колонии Авалон.
 – А ваше сближение с Левином? Это личное или профессиональное?
 Амина слегка покраснела, но ответила твёрдо:
 – И то, и другое. Его опыт в квантовых вычислениях и ИИ дополняет мои биологические исследования. Особенно учитывая, что технологии Архитекторов, похоже, объединяют обе эти области.
 – Я не вмешиваюсь в личные отношения членов экипажа, – сказал Васкес. – Но будьте осторожны с профессиональными альянсами. Не все на этом корабле имеют чисто научные мотивы.
 – Вы говорите о Рейесе, – это был не вопрос, а утверждение.
 – Не только, – Васкес помедлил. – Доктор Хан, что вы знаете о миссии «Прометея» к Проксиме Центавра в начале века?
 – Немного, – ответила Амина. – Официально считается, что она пропала без вести. Но есть теория, что именно эта экспедиция основала колонию Авалон. Возможно, с использованием экспериментального двигателя, развивавшего скорость до 0,1c.
 – А что, если экспедиция действительно достигла Проксимы, но колония была основана не ими? – тихо спросил Васкес. – Что, если члены экспедиции обнаружили нечто большее, чем просто пригодную для жизни планету?
 Амина напряглась.
 – Вы имеете в виду… Архитекторов? Их технологии?
 – Или их самих, – кивнул Васкес. – В некоторых перехваченных сообщениях с Авалона есть упоминания о «Великом перемещении» и «Собирателях». Термины, которые могут указывать на прямое вмешательство некой третьей силы.
 – Откуда у вас эта информация? – осторожно спросила Амина. – Насколько я знаю, мистер Волков ещё не включал эти термины в официальные отчёты.
 – У меня свои источники, доктор Хан, – уклончиво ответил Васкес. – Как и у вас, я подозреваю.
 Они смотрели друг на друга в напряжённом молчании, оценивая границы доверия.
 – Капитан, – наконец произнесла Амина, – я верю, что ваш приоритет – безопасность экипажа и успех миссии. Но «успех» может определяться по-разному различными фракциями на Земле.
 – А как бы вы определили успех, доктор Хан?
 – Открытие истины о колонии Авалон и, возможно, о происхождении человечества, – без колебаний ответила она. – И установление мирного контакта, основанного на взаимном уважении, а не на эксплуатации.
 Васкес кивнул, удовлетворённый ответом.
 – Это совпадает с моим определением. Но не обязательно с определением тех, кто отправил нас в эту миссию.
 – Вы не доверяете ОПН? – удивилась Амина.
 – Я не доверяю никакой организации полностью, – ответил Васкес. – Только конкретным людям, доказавшим свою принципиальность. Как вы на Марсе, когда предупреждали об опасностях проекта терраформирования, несмотря на давление корпорации.
 Амина вздрогнула при упоминании о Марсе – болезненной странице её прошлого.
 – Тогда меня не послушали, – горько сказала она. – И результатом стала экологическая катастрофа, унёсшая тысячи жизней.
 – Именно поэтому я хочу, чтобы вы были бдительны, доктор Хан, – серьёзно сказал Васкес. – И делились со мной любой информацией, которая может повлиять на безопасность миссии. Даже если она кажется слишком фантастичной или дестабилизирующей.
 – Я буду, – пообещала Амина. – Но и вы будьте честны со мной, капитан. Ваше здоровье… Команда замечает признаки.
 Васкес напрягся.
 – Моё здоровье не влияет на мою способность командовать.
 – Пока нет, – мягко сказала Амина. – Но болезнь Такаши не останавливается. И прогрессирует быстрее в условиях стресса.
 Васкес был поражён. Он не ожидал, что она знает точный диагноз.
 – Как…?
 – Я астробиолог, капитан, – с лёгкой улыбкой ответила Амина. – Нейродегенеративные заболевания не моя специализация, но симптомы достаточно характерны. Особенно асимметричное поражение нервных окончаний левой стороны тела.
 Васкес оценил её наблюдательность.
 – Кто ещё знает?
 – Официально? Полагаю, только доктор Петрова. Неофициально… Рейес наверняка заметил. Он обучен наблюдать за такими вещами.
 – А Левин и Волков?
 – Кай слишком сосредоточен на своих системах и данных, чтобы замечать тонкие физические признаки, –