дохожу до конца коридора и замираю, заметив открытую дверь в комнату Амали. На секунду мне кажется, что я вернулся в прошлое. Что сейчас я увижу её. Я спешу туда и оглядываюсь, переступив порог.
— Вы вернулись, Ваше Высочество? Как прошла тренировка?
Странное дело. Я вижу Соню в этой комнате, и мне становится неловко. Мысли лихорадочно начинают метаться в голове. Прежде всего я опасаюсь, что она может не так понять наши с Амали отношения.
— Всё, как обычно, — отвечаю я, подходя ближе.
Понимаю, что в этой комнате ничего не изменилось. Здесь всё так же много вещей Амали повсюду: книги, одежда. Разве только теперь всё покрыто слоем пыли. Я подбираю с пола небольшую картину с изображением разноцветных ящеров в рамке. Это она нарисовала? Всё же она была та ещё чудачка. Я пытаюсь очистить холст от пыли.
— Простите, я не знала, что это её комната, — говорит Соня с явным сожалением.
— Да всё в порядке, тебе не за что извиняться, — я отбрасываю рамку в сторону, так и не добившись результата. — С Амали у меня были не такие отношения, как у нас с тобой. Она была всего лишь компаньоном и не больше.
— Но вы всё равно переживаете из-за того, что она погибла, — не спрашивает, а констатирует Соня.
— Да, потому что, как её господин, я нёс за неё ответственность. И не справился. Я не сумел ни защитить её, ни найти её убийцу.
Слова даются тяжело. В горле будто застревает ком. Словно чувствуя мой дискомфорт, Соня спешит вернуться в коридор.
— Я слышала, что это случилось в королевском дворце, — она смотрит прямо на меня, словно ждёт, что я продолжу.
Мне казалось, она будет ревновать. Но выражение лица Сони и спокойный голос говорят о другом. Её интерес совершенно иного рода. Неспешным шагом мы направляемся к моей спальне.
— Да, её нашли в королевском саду, — отвечаю я неохотно. — Также рядом с ней нашли ящера, у которого не хватало одной ноги.
Холод пробегает по коже, будто я снова стою там, среди алых клумб. Картина врезалась в память так глубоко, что до сих пор порой возвращается ночами.
— Ящеры ведь довольно тяжёлые, верно? — произносит Соня, глядя куда-то в сторону. — Среднестатистический девонец вряд ли сможет унести целую тушу. Но вот одну ногу — вполне…
— Но я всё равно не понимаю, для чего убийце нужна была нога ящера, — произношу я, качая головой.
— Например, чтобы съесть, — предполагает Соня, всё тем же отстранённым тоном. И хотя я понимаю, что она не всерьёз, мне всё равно жутко.
— Что за безумец решится убить священное животное, чтобы съесть⁈ — спрашиваю я. Но этот вопрос скорее риторический. Соня, однако, задумывается над ним.
— Знаете, я читала, что в древние времена у некоторых племён, населявших Землю, был обычай поедать тела поверженных врагов, чтобы получить их силу, — вдруг произносит она. — Что, если этот ваш безумец желает таким образом обрести какую-то силу, которую могут дать только священные животные?
Не знаю, в чём дело. Может, в том, что я вспомнил об Амали. А может, в том, как Соня без эмоций рассуждает об ужасных вещах. Но я чувствую, как в висках начинает пульсировать. Голова становится тяжёлой. Впервые за всё время нахождения Сони рядом, мне хочется побыть отдельно от неё.
— Кстати, я выбрала себе комнату, — произносит она вдруг. — Не волнуйтесь, не её. Вот эта спальня — напротив вашей кажется подходящей.
— Хочешь… начать обживаться там уже сегодня? — спрашиваю я осторожно. Мне правда не хочется отталкивать Соню. Но едва ли я смогу привести мысли в порядок рядом с ней.
— А можно⁈ — её глаза загораются. Я выдыхаю облегчённо.
— Конечно, я прикажу, чтобы горничные помогли тебе со всем.
Мне немного стыдно, что я не могу быть с ней до конца откровенен. Тем более что Соня совсем неглупая и за время, проведённое рядом со мной, уже успела хорошо изучить меня. Надеюсь, позже я смогу рассказать ей всё.
Я оставляю своего компаньона в компании нескольких слуг, сам же в сопровождении охраны выхожу на террасу. Только там я могу хотя бы на время избавиться от гнетущих мыслей.
Поздняя осень на Девоне вступает в свои права. Воздух прозрачен и холоден, и в каждом вдохе уже чувствуется дыхание зимы. Листья на аллеях сада подо мной окрашиваются в бронзовые и золотые оттенки. Ветер медленно срывает их с ветвей, унося к каменной плитке дорожек. В этой красоте есть что-то трагичное: природа словно сама напоминает о том, что всё живое проходит свой путь к увяданию. Лишь одна мысль по-прежнему поддерживает меня: Соня будет со мной этой зимой.
Глава 22
Тот приём в королевском дворце был до безобразия скучным. Казалось, я видел одни и те же лица тысячу раз, пока не заметил её. Фракти стояла у большого окна и смотрела на ночной город. В её позе не было театральной вычурности. Она была задумчива и скромна, но в той же скромности жила какая-то сила. Девушки вокруг меня суетились, улыбались и кланялись, стараясь произвести впечатление. Фракти же, похоже, было неприятно находиться в этом месте. Как и я, она просто пережидала, когда приём закончится. И это странным образом роднило нас.
Мне захотелось заговорить с ней. Но когда я подошёл к ней, произошла ещё одна удивительная вещь: цвет её чешуи изменился, стал почти того же оттенка, что и портьера позади Фракти. Это поразило меня. Впервые в жизни я видел хамелеона так близко.
— Ты удивительная, — только и мог сказать я. Её чешуя стала бледной, как слоновая кость. Так я понял, что смутил её. Её эмоции были как на ладони. И эта её честность подкупала. Казалось, что среди всей этой фальши, она единственная настоящая.
Мне хотелось проводить с Фракти больше времени. Я стал приглашать её на совместные прогулки. Поначалу я ограничивался светской вежливостью — разговорами о погоде, о предпочтениях в еде и развлечениях. Но чем больше проходило времени, тем больше я открывался ей. Она нравилась мне. И она умела слушать, как никто другой. Со временем я смог рассказать ей о своих сомнениях, о холодных отношениях с семьёй, о том, как иногда завидую старшему брату и его беззаботности.