Коффин долго вглядывался в лицо гостя сквозь сгущающиеся сумерки, прежде чем кивнуть головой в знак согласия. От взлетной полосы они пошли по гравийной дорожке между декоративными кустами. Звездочник уже зацветал и теперь наполнял воздух ароматом корицы, смешанным с чем-то еще — возможно, с запахом свежего сена, скошенного в прохладный день. О'Малли заметил, что Тереза Коффин наконец добилась своего: ее розы тоже зацвели. Сколько ж пришлось ей потрудиться над этим, отрывая редкие свободные минуты от забот по дому, от воспитания детей и от главного: необходимости заложить фундамент будущей жизни — менее суровой, чем теперешнее существование на Рустаме. Помимо знаний и изобретательности, чтобы заставить земные растения расти здесь, требовались еще упорство и терпение. Жизнь в своей основе была тут сходной с терранской, но это вовсе не означало, что экология или почва, созданная этой экологией, были идентичны.

Мелкий гравий скрипел под ногами.

— Что-то новенькое — посыпанная гравием дорожка, — заметил О'Малли.

— Прошло уже два года, как мы ее сделали.

О'Малли стало неловко. Неужели прошло столько времени с его последней встречи с этими людьми? Хотя что у него общего с этими фермерами — такими, как этот, — у него, профессионального искателя приключений? Его удивило другое — в последний раз он ходил по гравийной дорожке в поместье на Терре, в Ирландии, на островке лужаек и цветников среди тяжелого сельского труда и нищеты наступающего мегалополиса. А скрип гравия там бьш потише, верно? Нет, конечно. Просто его ноги там ступали на гравий с тяжестью, равной четырем пятым здешней. И даже в Верхней Америке воздух куда плотнее, нежели на морских побережьях Земли, и он туг лучше передает звук, а также превращает такой простой обряд, как приготовление чая, в своеобразный вид искусства…

Диск Раюйа пересек летун — теплокровное создание, покрытое перьями, несущее яйца, но со столь странными особенностями физиологии, что его никак нельзя считать птицей — разве что по названию. Где-то издала трель поющая ящерица.

— Ну, — сказал наконец Коффин, — так что же у вас за дела?

О'Малли подумал, что невежливо заставлять Терезу так долго ждать гостя, да и молодежь тоже, пожалуй. Он поглубже вдохнул воздух и начал:

— Фил Херцкович и я проводили научные исследования на низких равнинах вокруг залива Ардашир. Помимо картографических работ, мы снимали старую стационарную аппаратуру, уже отработавшую свое, и устанавливали новую… Понимаете, рутинные процедуры. Циклонический шторм захватил нас на средних высотах, где такие вещи нередки. Наш кар потерял управление. Пилотом был я. Я попробовал посадить его на воду на поплавках, но это у меня не получилось. Самое лучшее, что я мог сделать, — совершить вынужденную посадку в береговых джунглях. Во всяком случае, верхушки деревьев смягчили удар. Но и тогда Фил обзавелся парой сломанных ребер — фюзеляж треснул прямо рядом с его креслом.

Лес мы не очень повредили. Кроны над обломками кара сомкнулись сразу же. Посадочных площадок поблизости нет. Мы послали сигнал бедствия, а потом пятьдесят километров перли пехом, пока не нашли лужайку, где спасатели смогли сесть.

Это случилось пять дней назад. Несмотря на то что я не был ранен, я до сих пор не оправился от шока и переутомления.

— Хм… — Коффин почесал подбородок и искоса глянул на гостя. — А почему об этом инциденте не передавали в новостях?

— По моей просьбе. Понимаете, я подумал… О том, о чем хочу просить вас…

— А именно?

— Я не думаю, чтобы можно было спасти обломки, черт бы их побрал, но все же хотел бы попытаться. Вы же знаете, как это много значит для колонии — вернуть хотя бы мотор или что другое. Спасатели не могут расчистить посадочную площадку; у них нет оборудования, чтобы убрать срубленные стволы, а именно они представляют наибольшие препятствия. Но можно построить фургон и прорубить тропу для него. Это позволит хотя бы вывезти оттуда инструменты и ленты с записями… во всяком случае быстрее, чем если ходить туда и обратно с рюкзаками…

— Инструменты и ленты с записями, — задумчиво произнес Коффин. — Вы считаете, что, независимо от того, можно ли будет извлечь обломки, инструменты и данные самописцев следует добыть обязательно?

— Господи, да конечно же! — ответил О'Малли. — Вы только подумайте, сколько квалифицированного труда затрачено на их производство, потом на установку приборов, демонтаж и так далее… и это в нашей бедной трудовыми ресурсами и техникой экономике. Не говоря уже о ценности самой информации. Данные о почвенных бактериях необходимы для земледелия. Метеорология, сейсмология… Не мне вам об этом говорить, Джош. Вы знаете, как мало нам известно и как много нам надо знать о Рустаме. Это же целый мир!

— Верно. Чем я могу помочь?

— Вы можете отпустить со мной своего приемного сына Дэнни.

Коффин остановился как вкопанный. О'Малли — тоже. Они долго смотрели друг на друга… Медленно сгущались сумерки.

— Почему именно его? — очень тихо спросил Коффин. — Он еще совсем мальчик. Мы отметили его девятнадцатилетие… всего дважды десять дней назад. Если бы это было на Земле, то ему еще не хватило бы двух месяцев до пятнадцати лет.

— Вы знаете почему, Джош. Он еще юноша, согласен, но он самый старший из всех экзогенов.

Коффин так и застыл.

— Мне это слово не нравится.

— Извините. Я не хотел…

— Только потому, что он выращен в искусственной среде, а не в матке, и из присланных с Терры клеток, а не от прибывших сюда родителей, Дэнни вовсе не стоит на низшей…

— Конечно! Бесспорно! Как могут три тысячи человек создать достаточно большой генетический фонд для будущего, особенно если они живут в условиях такой среды обитания, если они не привнесут…

— …еще и потенциал миллиона родителей. Когда вы женитесь, вас все равно обяжут взять в семью на воспитание одного из таких детей.

О'Малли поморщился. Его Нора умерла в год Эпидемии. Как-то получилось, что он с тех пор не имел ничего, кроме нескольких коротких связей. Возможно, это потому, что он сам никогда подолгу не задерживается на одном месте. Ведь здесь такое обширнейшее поле для открытий и так мало людей, способных эти открытия совершать. А это необходимо, если человек вообще хочет выжить на Рустаме.

И вот он — О'Малли — живет на Рустаме и в известном смысле перекладывает свои общественные обязанности на других — на женатиков. На Земле исчисляемый миллиардами человеческий род — просто ржа, просто чума для планеты, а на Рустаме человек — существо редкое и одинокое, он еле-еле ухитряется здесь выжить. Его численность должна расти,