– Анастасия, –  улыбнулась Ксения. –  У неё сегодня несколько часов отдыха.

– Прекрасно, –  мрачно изрёк Василий. –  Только психолога мне и не хватало. В моём положении.

– А какое у вас положение? –  спросила Ксения.

– Вы знаете… Впрочем, извините, психолог не помешает. Тем более, если это Анастасия. Даже сегодня.

– Как знать, –  загадочно улыбнулась Ксения. –  Всё так непостоянно… Неопределённо…

Василий покачал головой и направился к шкафу –  достать ещё одну тарелку и столовые приборы.

* * *

Пройдя по предписанному указаниями искусственного интеллекта контрольному маршруту, Степан Иванович сел в лифт и опустился на три блока вниз, к второму реакторному отсеку. Здесь редко бывали другие члены команды –  каюты располагались наверху, рубки управления и стапели –  ещё выше.

Идти от лифта нужно было далеко. Пожалуй, слишком далеко для его теперешнего состояния и самочувствия. Несмотря на то, что болезни успешно лечились автоврачами, Макаров был стар. А лекарства от старости не придумали и в лучшее время. Но надо было проверить, цела ли лаборатория после минного удара. Зачем? Он сам не знал. Может быть, чтобы ещё раз подумать и что-то решить…

Жаль, что искусственная гравитация отключалась только на всём корабле сразу. Что проще было бы сейчас лететь по коридору, оттолкнувшись ногами от стены, как он любил? Пролёт в триста метров, другой, третий… Но работоспособные мышцы и корректно работающие внутренние органы важнее сиюминутных удобств.

Болело колено, дышать было тяжело. Воздух на нижних уровнях застоявшийся, пыльный. Фильтры не справлялись. Как и многое оборудование корабля.

Две сияющие колонны перед реакторным отсеком, боковая дверь, ведущая в резервный проход. Триста метров по этому коридору, и Степан Иванович оказался в помещении резервного копирования –  зале с габаритами тридцать на тридцать и ещё на тридцать метров. Светодиоды освещения горели здесь через один –  так же, как восемьдесят лет назад, когда он нашёл этот зал ребёнком.

Три саркофага клонирования возвышались у правой стены, три установки воспроизводства –  у левой. Все индикаторы мигали зелёным. Техника была исправна и готова к работе.

Одна установка клонирования была заряжена ДНК самого Макарова, другая –  ДНК Маши Цыплаковой, умершей тридцать лет тому назад. Три установки воспроизводства –  их совместными образцами ДНК со случайным подбором генетического наследования. Макаров, Маша и трое их детей. Разных детей. Которым, наверное, не суждено родиться никогда.

Степан Иванович положил руку на саркофаг с ДНК Маши. Имеет ли он право воззвать её к жизни? Вырвать из счастливого небытия, призвать с лазоревых небес? Может быть, она бы этого хотела… Но, скорее, путь в юдоль страданий, где он сам пребывал уже девяносто лет, после гибели своего генетического двойника, не прельстила бы лёгкую на подъём и радостную, немного легкомысленную, а иногда слегка печальную Машу…

А дети? Какое право он, практически искусственно выведенное существо, имел решать за них? Как мог вытащить из небытия трёх новых человек?

Или всё-таки это сделает не он? Он просто откроет портал с лазоревых небес на пропахший металлической пылью и машинным маслом борт «Смарагда». А душа Маши, пребывающая где-то в прекрасном далёко, притянется к телу. Или ему только покажется, что это её душа?

Когда-то последний корабельный капеллан Остроумов говорил ему, что все люди на «Смарагде» рождаются вновь и вновь. Что состояние квантовой запутанности, в которую поместили корабль его создатели, связали дредноут и его экипаж не только в физическом мире, но и там, куда уходят люди после. Если, они, конечно, куда-то уходят… И откуда-то возвращаются…

Степан Иванович ещё раз погладил саркофаг. Нет, не сейчас. Не на закате времён. Не в той ситуации, когда все они обречены. Зачем множить сущности?

Скоро атака. Отключат гравитацию. Лучше полетать всласть по коридорам. Бездумно, безмятежно. Как в детстве.

* * *

– С практической точки зрения, надежда на ковчеги была иллюзорной с самого начала, –  говорила Анастасия, помешивая золотой ложечкой шампанское, чтобы из него выходили пузырьки. –  А вот психологически феномен ковчегов оказался очень важным для нашей цивилизации. Правда, уничтожение Земли и колоний на Марсе спустя пять лет после старта «Веры» свело терапевтический эффект почти на «нет»… Но для нас последний оставшийся ковчег –  мощный стимул бороться и побеждать.

– Просто бороться, –  возразил Василий. –  О победе речь не идёт.

– Не будьте таким скучным… Лучше расскажите нам о квантовой запутанности, –  попросила Анастасия. –  Я не совсем понимаю, почему о «Надежде» нельзя ничего узнать наверняка, хотя её отправляли практически вместе с нашим дредноутом. Просто раскрутили вектор направления с закрытыми глазами? И никто не увидел, куда она полетела?

Психолог явно хотела снять лёгкое напряжение, возникшее после её появления, и давала возможность Василию показать себя в выгодном свете.

– Всё несколько сложнее, –  отозвался Василий. –  Если бы курс «Надежды» можно было знать точно, её расстреляли бы, как «Любовь» у Антареса… Или она потерялась бы, как «Вера» у Арктура… Но дело даже не в направлении движения и схемах точек входа в подпространство. «Надежда» словно бы и есть, но её словно бы и нет. Мы не знаем направление её движения и не знаем точек выхода из подпространства. Причём это напрямую связано с нашим «Смарагдом». Управляющая рубка дредноута принимала участие в запуске. И её датчики квантово-запутаны с программой управляющего компьютера ковчега. Никто никогда не узнает программу полёта «Надежды», пока не измерен потенциал системы датчиков в тайной комнате на нашем «Смарагде». А он не будет измерен, потому что сделать это можно, только уничтожив все три главных реактора дредноута. И, пока дредноут существует, путь «Надежды» нельзя вычислить. Но есть и обратный эффект…

– Он какой-то страшный, –  тихо сказала Ксения. –  Я читала, но забыла.

– Довольно-таки мрачный, да, –  подтвердил Василий. –  Потому что если «Надежда» будет найдена, то сразу станут известны показатели всех датчиков «Смарагда», и дредноут автоматически разрушится. Квантовая запутанность…

– То есть мы живы потому, что никто не нашёл «Надежду»? –  спросила Ксения.

– Мы живы потому, что сражаемся. Умереть можно разными способами. Но если «Смарагд» цел –  значит, три миллиона людей летят куда-то, где раки не смогут их достать.

– Нам бы их в команду, верно, капитан? –  спросила Анастасия.

– Я не капитан. –  Василий вздохнул. –  Да и хватит нам тех, кто есть. Мы навеки привязаны к нашему кораблю. Работали бы установки клонирования и воспроизводства… Но это лишь продлило бы агонию. По расчётам, «Надежда» уже должна была уйти в другой спиральный рукав Млечного Пути. Туда раки ещё не добрались. Если у её пассажиров хватит сил и воли основать новую цивилизацию, в нашей