Постепенно приходя в себя, они стали вновь собирать «на стол».

– Мари, я вроде разбил бокал, – извиняющимся голосом сообщил Дима, подняв с земли ножку.

– Ничего, стекло соберём только, и всё. У тебя же есть ещё один? – ответила она, а музыка продолжала звучать, тихо и романтично.

– Нет, но это как раз не страшно. Попью из горла, – ответил парень и указал ножкой бокала на шарик: – Скажи, откуда у тебя это? И что это вообще?

– Раш мне дала. Подарок от какой-то другой расы, которая создаёт лучшую музыку в галактике.

– Круто! А там есть что-то… более спокойное? А то мы тут всю посуду перебьём! – засмеялся он.

Мари протянула ему шарик.

– Возьми в руку и мысленно попроси у него то, что ты хочешь услышать. Я не знаю, сколько там всего, но, думаю, выбор есть.

Дима взял проигрыватель, прищурил левый глаз, и музыка плавно поменялась. Теперь в ней звучало величие атома, красота вечности, мощь тишины, плач дитя по матери, первый смех младенца, ничтожность расстояния, спокойствие верности.

– Что ты попросил? – расслабляясь и млея от тихого восторга спросила она.

– Музыку для беседы на все темы, – улыбаясь пожал плечами Дима. – И, видимо, теперь и правда можно говорить о чём угодно!

Она достала из сумки ещё одну миллилитров на триста бутылочку соджи и налила себе, оставив для Димы половину и передав ему. Говорить на любые темы?

– Что ж. Давай помянем Лауру. Не спрашивай. Просто так надо, ладно? – подняла она бокал.

Дима посмотрел в её глаза. «Не спрашивай, прошу». Он кивнул.

– Не чокаясь, светлая память Лауре, – его ответ был ровно тем, каким нужно. Они выпили.

Напиток был приятным, сладким и не слишком крепким. И очень захотелось есть. Мари схватила контейнер с корейской морковью и начала её поглощать. Пожалуй, это их самое удачное блюдо.

– Сегодня я общалась с Ланге, – сообщила она, прожевав. – Генрих весь в раздрае из-за гена Несогласных.

– Знаю, Артур тоже не понимает, как такое может быть, – кивнул Дима. Она снова замолчала, вслушиваясь в мягкое течение звуков, плавно несущееся отовсюду.

– Я чувствую нотки боли и страдания в музыке, – сказала девушка.

– И я. Но это не делает её печальной, скорее, наоборот, величественной, – согласился Волков и тактично подцепил из её контейнера порцию морковки. Видимо, тоже считал её особенно вкусной.

– Так вот, я к чему это сказала… Может, такое во Вселенной происходит просто потому, что так должно быть и всё тут? Мы элементарно не воспринимаем мир без боли, – философски заметила Мари.

Дима задумчиво пожал плечами и схватил какой-то пельмень.

– Холодный уже, – с огорчением подметил он, прожевав. – Но вкусный, с креветкой и овощами. Попробуй.

Он подцепил ещё один пельмень и поднес к её рту. Ну как ему отказать? Мари аккуратно съела угощение. Остывший пельмень и правда был вкусным.

– Слушай, а помнишь, как ты мне объясняла, почему зонд Кен-Шо, видимый лишь в ультрафиолете, казался тёмным пятном?[36] – неожиданно сменил тему Дима. – Ты сказала, что в отсутствии сравнения объект, поглощающий весь свет, но в отдельно взятом спектре, казался нейронной сети абсолютно чёрным?

– Ты к чему? – Мари не понимала, как это связано с предыдущей темой. Или он вообще о другом?

– К тому, что ты сказала, что мы не воспринимаем мир без боли. Так вот, я подумал, а может, мы не воспринимаем добро без зла? Что, если моральный компас не позволяет нам видеть белое, если нет чёрного?

Боже. Гениально. Возможно, не ново, такие мысли уже возникали, но сейчас, в приложении к конкретной теме, это казалось ответом на все вопросы Ланге!

– Дима, я тебе говорила, что ты – гений?

– Говорила, – серьёзно улыбаясь, ответил он. – Я подумал, что добро и зло – это свет и тьма. Ну и вспомнил твоё объяснение про абсолютно чёрное, которое таковым не было, и понял, что, возможно, Несогласные нужны, чтобы Согласие казалось ценностью, понимаешь?

Она понимала. И завтра же схватит Диму за шкирку и отведёт к Уайту и Ланге, чтобы и те поняли.

* * *

С утра пораньше Мари с Димой позавтракали в первом модуле блока Б, предварительно договорившись с Уайтом, что заглянут к нему сразу после этого. Ланге же, сидящий сейчас рядом с Артуром, только собирался приступить к еде – он всегда вставал попозже, напоминая этим скорее русского, нежели немца. После речи Димы «отец Согласия» снял очки и принялся грызть дужку, а Генрих вскочил из-за стола и начал нарезать круги по комнате, о чём-то шёпотом споря сам с собой и жестикулируя. В общем, такова была реакция двух гениев на слова Волкова. Мари была очень горда им, в то время как сам её доморощенный философ сидел и потягивал чай, как будто они тут обсуждают рабочий план на день, а не понимание задумки Вселенной.

– Ну то есть… – начал Артур.

– …Несогласные нужны для того, чтобы расы Согласия объединялись, а не просто мирно сосуществовали! – закончил за него Ланге.

– Просто, – констатировал Дима, пожав плечами.

– А значит, верно! – подметил Артур, снова нацепив очки. – Но почему же до такого никто не додумывался раньше?

– Вообще-то, – ответил ему Ланге, усевшись на место и словно раздумывающий, вскочить ли снова или вернуться к еде, – подобные мысли неоднократно мелькали в земной философии и даже в религиозных текстах. Как вы понимаете, друзья, любая церковь сталкивалась с необходимостью объяснения того, почему существует зло, боль и страдания. Ранние верования сводили всё к самой сущности божества, вроде как Бог Солнца сжигает всё, к чему прикасается, а Бог Воды затапливает просто потому, что могут, и всё тут. Потом стали появляться объяснения сродни наказанию людей за проступки. Но чем дальше развивалась мысль, тем более добрым объявлялся Бог и тем сложнее становилось найти объяснение происходящему в мире злу. Это я из книги Григорьева вычитал, если что, – он, видимо, решился и занялся поглощением какого-то микса из овощей. С завтраками у корейцев всё было организовано не лучшим образом, они и суп могли есть с утра.

– Давай сходим к Тамош и обсудим с ней? – предложил Артур и, не дожидаясь ответа, набрал номер учителя этики, поставив планшет на громкую связь.

– Доброго утра, Артур Уайт, – ответил всегда доброжелательный голос красавицы Тамош. Честно, девушка, несмотря на свой «почтенный» возраст, была очень мила даже по земным меркам. И когда Дима начал активно ходить на её уроки, Мари даже ревновала. Особенно учитывая тот факт, что с ней он стал проводить куда меньше времени, чем раньше. Но после вчерашнего вечера никакой ревности не осталось.

– Радостного дня и вам, Тамош, – ответил Артур, использовав