Он мчал вслед за резво удирающим, перестраивающимся из ряда в ряд такси. Может, Паркер почуял слежку и пытается оторваться? Тем более нужно преследовать. Бежит – значит, есть причина скрываться от властей.

Такси свернуло на юг. Не пора ли вызывать подкрепление? А что им скажет Нил? «Парни, тут какой-то чувак, за которым я слежу по личной инициативе, куда-то спешит!» – да такую чушь даже про себя произносить смешно. Придётся самому. Он сосредоточился и включил спортивный режим. Однако только опыт позволял ему не потерять машину с Ричардом из вида. Джонни Кэш пел про то, как он попал в огненное кольцо страсти[33], и Нил чувствовал, что падает вместе с ним, только его страстью стала погоня.

Минут двадцать они петляли по городу, а затем выскочили в промышленную зону, где он испугался, что потерял цель. Тут слева мелькнул блеск огней машины. Такси где-то там, за складом. Куда приехал Паркер? Или куда его привезли? Джонс рванул в ту же сторону уже по пустой улице и ворвался в тупик.

Ворвался лишь затем, чтобы увидеть в свете фар, как таксист держит за горло Паркера, выскочившего из машины, и вонзает ему нож в сердце. Чёрт! Коллинс, прости!

* * *

Добрую половину ночи он лично допрашивал Луиса Гриффина, безработного, который зарезал главу крупнейшей в США фармацевтической компании. Зарезал, по его словам, ради бумажника. Тот не был таксистом, по его словам, он просто увидел машину в момент аварии – настоящий таксист разбирался с водителем въехавшего в него опеля, повернувшись спиной к двери. Так что преступник просто сел в машину и рванул. А потом получил заказ и решил «обуть лоха», но тот стал сопротивляться, позвонил в полицию, пришлось увезти его сюда и прирезать.

История стройная, логичная, но то, насколько спокойно её рассказывал Гриффин, говорило о том, что всё это чушь. Если Паркер был так важен, как говорила Джоанна, то это явно спланированное убийство.

Среди ночи полиция стала намекать, что ему тут нечего делать, и они дальше сами. Сержант Миленски даже удивился, что «большие шишки» интересуются гоп-стопом, обычным вооружённым ограблением с убийством. Сказал, что звонили даже из приёмной генерала ЦРУ и тоже спрашивали. Что за бред? Генерал ЦРУ? А Президент США или папа римский ему не звонили?

С тяжёлым сердцем Нил вышел из участка. На востоке светлело, дождь кончился, и он пошёл к своей машине. Зазвонил телефон. Коллинс. Что ж, видимо, уже знает.

– Джоанна, привет.

– Нил, не разбудила?

– Нет, вот всю ночь провёл в полиции. Паркера… убили, Джоанна.

– Я знаю, – сказала она, и в её голосе чувствовалась боль, какая бывает, когда теряешь близкого. Кем он был для тебя лично, Коллинс?

– Я взял убийцу. Таксист, который не был таксистом. Направил пушку через пару секунд после того, как Паркер отдал богу душу. Не успел. Почуял неладное, следовал за ним, но не справился. Извини, Джоанна.

Та молчала секунд десять, и Нил даже подумал, что связь оборвалась. Он уже торчал около машины и думал, что так и не знает, кто вчера победил.

– Не извиняйся, ты сделал всё правильно. Хорошо, что убийца пойман. Ладно, давай, увидимся, – произнесла девушка максимально по-деловому, но в голосе сквозила тоска.

– Подожди, Джоанна! – резко крикнул Нил, пока она не положила трубку. – Ты хоть сейчас можешь мне сказать, почему он был так важен?

– Уже не имеет значения, Нил.

– Не уверен! Вокруг этого убийства излишняя суматоха, такого не бывает, когда «уже не имеет значения». Сержант, который ведёт дело, рассказал, что какого-то лешего звонили с вопросами от генерала ЦРУ. Но ты же понимаешь, что генералы…

– От какого генерала? – перебила его Коллинс. Она явно оказалась взбудоражена информацией.

– От какого? Блин, ну, я не знаю. Позвони в сорок седьмой участок, спроси Миленски. Он сказал, что там интересовались в связи с каким-то делом, пытались понять, убийца политический или нет, мол, какая основная версия причины убийства. Чёрт, Коллинс, подожди, вон Миленски курить вышел. Сержант! – отодвинув руку с телефоном в сторону, крикнул он стоящему метрах в ста офицеру. – А как генерала твоего зовут? Ну, от которого спрашивали по Паркеру!

– Эээ… Харрис вроде, агент, – крикнул в ответ Миленски. – А что?

– Джоанна, – Нил снова поднёс телефон к уху, – он говорит, что генерала вроде зовут Харрис. Это важно?

– Твою ж мать! Джонс. Это очень важно. Спасибо, – Коллинс бросила трубку. Ладно. Потом объяснит. Уж он-то проследит, чтобы его услуга не осталась без ответа. Что такое происходит-то, а?

Нил сел в машину, махнул на прощанье сержанту и отправился спать. Как ни крути – завтра рабочий день. Джонни Кэш пел «Плачь, Плачь, Плачь»[34], и перед глазами Джонса стоял орошаемый струями воды всё ещё живой Паркер с полным боли выражением лица, а рядом почему-то с грустной улыбкой стояла Коллинс, держа над ним так и нераскрытый зонтик.

Глава 22. Мари Нойманн

Дима стал совсем отстранённым. Было понятно, что ситуация напряжённая и настроение у всех отвратительное. Но именно в такие моменты ты нуждаешься в поддержке близкого человека. А он носится со всякими расследованиями и часами просиживает штаны в обществе Артура, фрустрируя на тему того, как же всё плохо.

А ведь совсем недавно Волков сделал ей предложение, и она была самой счастливой девушкой в Солнечной системе. Хорошо хоть Комацу сохраняла позитивный настрой. Если не считать самого дня убийства Томаса, Мичико жила, словно не замечая происходящего. И правильно, ей нужно быть спокойной, ведь любой стресс передастся дочке, которая вот-вот должна родиться, но, видимо, выжидает более подходящего с точки зрения общего эмоционального фона случая.

– Мари, я, пожалуй, сегодня пообедаю с Артуром, если ты не против, – задумчиво заявил её жених, допивая кофе вприкуску с корейским яичным роллом. Завтраки у них, конечно, любопытные. Благодаря КАС они попробуют все лучшие блюда всех кухонь мира.

– Хорошо, – вздохнула она, хотя сама собиралась в обед устроить очередное заседание немецкого клуба, но Дима не должен думать, что его предложение пообедать раздельно пришлось кстати, – я тогда попробую собрать немецкий клуб или пообедаю с Мичико.

Волков зримо расслабился, видимо, всё же понимал, что отдаляется от неё. Нет, он её любил, и Мари это понимала. Но уже неделю не говорил ей важных и приятных слов, будто романтик в нём умер вместе с Прайсом.

– Какую