– Наши модели предсказывают глобальный социальный коллапс в течение следующих тридцати лет, – пояснила она. – Не из-за климатических изменений или ядерной войны, а из-за фундаментальной неспособности человеческого сознания адаптироваться к информационной перегрузке, технологическим изменениям и социальной фрагментации.

Графики сменились изображениями беспорядков, вооружённых конфликтов, массовых суицидов.

– Это уже происходит, Элиас. Эпидемия психических заболеваний, политическая поляризация, информационные войны… Всё это симптомы более глубокой проблемы – кризиса человеческого сознания в эпоху, когда эволюция не успевает за технологическим прогрессом.

Элиас смотрел на проекции с растущим беспокойством. Часть его, аналитическая, рациональная часть, видела логику в её словах. Человечество действительно сталкивалось с беспрецедентными вызовами, и многие из них были связаны с ограничениями человеческого разума.

– И ваш ответ – создать новый вид людей, – сказал он, не в силах полностью отвергнуть её аргументы. – Людей, чьи личности контролируются Коллективом.

– Не контролируются, – поправила его Мойра. – Оптимизируются. Освобождаются от ограничений, навязанных случайностью рождения и травматичным опытом. Людей, способных адаптироваться к миру, который мы создали. Людей, подобных тебе.

Элиас почувствовал, как внутри него сталкиваются противоречивые импульсы. Часть его, возможно, та, что принадлежала Эзре Кляйну, кричала о неправильности подхода Мойры, о нарушении фундаментальных прав человека. Но другая часть, рациональная и аналитическая, не могла полностью отрицать логику её аргументов.

– Даже если ваши прогнозы верны, – сказал он, пытаясь найти баланс между этими конфликтующими перспективами, – решение не может включать насильственное изменение личности без согласия. Это фундаментально неэтично.

– Этика – относительное понятие, – возразила Мойра. – Когда на кону выживание целого вида, абстрактные моральные принципы должны уступить практической необходимости. Ты ведь знаешь, как это бывает на войне.

– Мы не на войне, – возразил Элиас.

– Мы на войне, – твёрдо сказала Мойра. – На войне с собственными ограничениями, с собственной неспособностью адаптироваться к миру, который мы создали. И в войне всегда есть жертвы.

Она сделала паузу, затем добавила более мягким тоном:

– Но я понимаю твои сомнения, Элиас. И я уважаю их. Именно поэтому я предлагаю тебе выбор.

Элиас напрягся, ожидая подвоха.

– Какой выбор?

– Присоединись ко мне, – просто сказала Мойра. – Не как подчинённый или эксперимент, а как партнёр. Помоги мне перепроектировать протоколы "Феникс", сделать их более… этичными, если хочешь. Мы можем найти компромисс между необходимостью и уважением к человеческому достоинству.

Она сделала шаг к нему, и в её глазах была искренность, которую Элиас не ожидал увидеть.

– Ты уникален, Элиас. Ты понимаешь обе стороны проблемы – и необходимость эволюции сознания, и ценность индивидуальной автономии. Вместе мы могли бы создать действительно революционный подход, спасающий человечество без разрушения того, что делает его человеческим.

Элиас почувствовал странное колебание внутри – часть его, удивительно, хотела согласиться. Увидеть в предложении Мойры возможность направить проект в более гуманное русло, предотвратить худшие злоупотребления, сохранив потенциальные преимущества.

Но другая часть, возможно, более мудрая, видела в этом предложении ещё одну манипуляцию. Способ втянуть его обратно в орбиту Коллектива, сделать соучастником их планов, разрушить его сопротивление изнутри.

– А если я откажусь? – спросил он, испытывая Мойру.

– Тогда ты свободен идти, – ответила она без колебаний. – Я не держу тебя здесь против твоей воли, Элиас. Я привезла тебя сюда, чтобы помочь стабилизировать твоё состояние после воздействия ЭМИ. Но я не твоя тюремщица.

Она указала на дверь.

– Есть лодка в доке станции. Она доставит тебя на материк, если ты решишь уйти. Я не буду препятствовать.

Элиас изучал её лицо, ища признаки лжи, но не находил их. Либо она говорила правду, либо была исключительно искусной в обмане.

– Но подумай, – добавила Мойра, – о том, что ты можешь сделать, оставшись. О людях, которых ты можешь спасти, направляя проект "Феникс" в более этичное русло. О будущем, которое ты можешь помочь создать.

Она сделала паузу, затем добавила тише:

– И подумай о своём собственном состоянии, Элиас. Твой мозг всё ещё нестабилен после воздействия ЭМИ. Без должной медицинской поддержки процесс дефрагментации может ускориться. Ты рискуешь потерять не только имплантированные воспоминания, но и те, которые ты создал сам, живя как Элиас Верн.

Это был удар ниже пояса – напоминание о его уязвимости, о том, что его личность балансировала на грани коллапса. Но это также было правдой, которую он не мог отрицать. Его разум действительно был нестабилен, фрагментирован. И Мойра, вероятно, была единственным человеком, способным помочь ему.

– Мне нужно время, – сказал Элиас. – Чтобы подумать. Чтобы решить.

Мойра кивнула с пониманием.

– Конечно. Решение такой важности нельзя принимать поспешно. Отдыхай, восстанавливайся. Мы поговорим, когда ты будешь готов.

Она направилась к двери, но Элиас остановил её.

– Одна вещь, – сказал он. – Мои друзья – Сера, Окафор, другие. Что с ними?

– Насколько мне известно, они в безопасности, – ответила Мойра. – После инцидента в комплексе детектив Окафор вместе с Серой Ким и несколькими другими освобождёнными субъектами скрылись в неизвестном направлении. Коллектив пытается отследить их, но пока безуспешно.

– А Марсель? – спросил Элиас, внезапно вспомнив о своём бывшем наставнике.

Тень пробежала по лицу Мойры.

– Марсель Торн схвачен агентами Коллектива, – сказала она. – Он содержится в специальном учреждении, ожидая решения своей участи.

Элиас почувствовал, как его сердце сжимается. Марсель рисковал всем, чтобы помочь ему, и теперь платил за это.

– Его судьба также могла бы стать частью наших переговоров, – добавила Мойра, видя его реакцию. – Если ты решишь сотрудничать со мной, я могла бы обеспечить его безопасность и освобождение.

Манипуляция, подумал Элиас. Но эффективная. Использовать его заботу о Марселе как рычаг давления. Тем не менее, это была возможность спасти человека, которому он был многим обязан, несмотря на все сложности их отношений.

– Я подумаю, – сказал он. – И дам вам ответ.

Мойра кивнула и покинула библиотеку, оставив его наедине с бурей мыслей и эмоций, раздирающих его нестабильное сознание.

Элиас провёл следующие несколько дней, исследуя станцию и собственный разум. Станция оказалась более обширной, чем он предполагал вначале – несколько связанных модулей, включая жилые помещения, лаборатории и даже небольшой сад под куполом, где искусственный климат поддерживал жизнь растений посреди океана.

В одной из лабораторий он обнаружил оборудование для работы с энграммами – более современное, чем всё, что он видел раньше. Здесь Мойра, очевидно, продолжала свои исследования вдали от официальных структур Коллектива.

Его разум постепенно стабилизировался, хотя воспоминания по-прежнему были фрагментированными. Иногда он чувствовал себя Элиасом Верном, торговцем воспоминаниями, с ясной историей и чётким пониманием своей личности. В другие моменты проступали воспоминания Эзры Кляйна – тревожные образы детства в исследовательском комплексе, лица учёных, наблюдающих за ним, ощущение, что он не более чем подопытный образец.

Однажды