Надя опустила голову и позволила усадить себя в машину. Она старалась сохранять спокойствие и взглядом умоляла Васю сделать то же самое. Но тот словно с цепи сорвался: он скакал, даже закованный в наручники, и с небывалой яростью кричал, требуя, чтобы их отпустили.

«Это моя жена. Отпустите. Вы не имеете права», — на шее вздулись вены, лицо побагровело. Надя увидела, как один из поймавших их мужчин, двинулся к мужу, занося руку. Надя зажала рот ладонью, сдерживая подкативший к горлу приступ тошноты. Тяжёлая дверь машины захлопнулась, скрывая от нее и лес, и Васю. Холодный страх растекся вдоль позвоночника, выжег все ощущения, кроме одного — чувства, что они куда-то едут. Куда-то, где все будет очень плохо. И неожиданно Надя поймала себя на мысли, что очевидное «плохо» — отчасти лучше, чем неопределенность.

Когда машина отъехала, пограничник опустил руку Васе на плечо.

— Все, кончай спектакль.

Вася тут же выпрямился, расправил плечи. Пограничники посадили остальных мужчин в машину и выстроились перед ним.

— Василий Петрович, Центр благодарит вас за содействие в раскрытии преступной ячейки.

Василий Петрович улыбнулся, скромно, как отличник, получивший пятерку, в которой он не сомневался.

— Вас переведут на должность руководителя оперативной группы по прибытии в Москву, — обещал его собеседник. Мужчина кивнул.

— А что с Надеждой?

— Переезд в малонаселенный регион и упрощённый налоговый режим, все, как вы писали в своем последнем запросе.

— Я смогу их видеть?

В глазах собеседника мелькнула насмешка.

— Зачем? Вы теперь в квоте на официальную репродукцию. А она — преступница. Ну, Василий Петрович, зачем вам так портить свою характеристику?