Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 192
подснежниками обратно. – Да обретете вы покой в дивных лепестках.
– Цветы, цветы! Снова эти проклятые цветы!
Синекожая нимфа-лампада верещала, извиваясь на больничной койке, когда часом спустя Титания устроилась на краю ее постели с ложкой толченых подснежников, заваренных крутым кипятком и как следует настоявшихся в стакане. Эта лампада стала первой, к кому Титания сумела пробиться через ведьм, что с гримуарами наперевес окружили пациентов с возмущенными визгами, мол, «клин клином вышибают только идиоты». Лишь после того, как их Верховная куда‐то отошла и вернулась бледной, как поганка, будто обескровленной, дорога все‐таки освободилась. Но испытания для терпения Титании на этом не закончились: еще час у нее ушел на то, чтобы унять истерику лампады и убедить ее, что эти цветы «добрые, не злые вовсе», как те, которых она наблевала под постелью целый таз, и еще столько же, чтобы посидеть рядом, подождать и убедиться: оно работает! Прощение и сожаления – действительно заклятые враги.
Клематисовая лихорадка ослабла, и прямо у нее на глазах нимфа наконец‐то смогла поесть, умяла целую кастрюлю свежих куриных сердечек. «Хороший аппетит – показатель того, что трагедия идет на убыль», – сказал как‐то Джек, а он явно знал в премудростях жизни толк.
– Подснежники в избытке ядовиты, – предупредила Тита собравшихся вместе пациентов, врачей и ведьм, складывая в сумку опустошенные баночки. – Поэтому давать можно только по столовой ложке не больше раза в день. Завтра я принесу еще…
– А что же господин Джек? – поинтересовался вдруг кто‐то из обступившей ее толпы. – Вы ранее сказали, что подснежники клематисовую лихорадку не лечат, а только убирают симптомы. Когда же будет настоящее лекарство?
– Да, да, – подхватил кто‐то еще. – Чем занимается господин Джек? Что‐то его совсем не видно. Он сам‐то здоров? Где он? Почему господина Ламмаса вместо себя поставил, а нас не спросил, хотим мы того или нет? Как же выборы и демократия?
– Где хваленая защита и помощь Тыквенного Короля? – фыркнули вдогонку. – Город разваливается на части! Что происходит в Самайнтауне?! Это до сих пор вообще Самайнтаун? У меня во дворе вот все кусты позеленели… Кто‐нибудь расскажет правду наконец?!
Мало того, что «Бу-у!» на Призрачном базаре превратилось в «Бу-э», как невероятно метко выразился Франц, и что уже отвратило от города большинство туристов, так теперь еще и коренные жители судачили о Джеке. Титания думала, что готова к этому. Она знала, что рано или поздно вопросы расколют Самайнтаун, но не ожидала, что они вызовут у нее такое нестерпимое желание расколоть вместе с ним и черепные коробки тех, кто их задает. Возмущения, требования, упреки и «я», «я», «я». Обвинения Джека в безответственности, недосмотре, небрежности и во всех смертных грехах. Даже когда Титания уже уходила, злые голоса вонзались ей в спину, как ножи. Она молча радовалась, что то не спина Джека – он бы не выдернул и не отбросил их так просто, как она. Этих ножей оказалось слишком много: когда Титания вернулась в Крепость, там ее уже ждала новая толпа.
– Где Джек Самайн?!
– Почему Джек Самайн не выходит? Мы стоим здесь уже несколько часов и зовем его!
– Да это потому что он сам во всем виновен, вот и прячется!
– А ведь правда… Моя сестра видела его на Призрачном базаре, вокруг него распускались те цветы… Выходит, это Джек нас и потравил! С ним всегда было что‐то не в порядке! Ну, помимо отсутствия головы…
– Я уже ничему не удивлюсь. Вы, кстати, на эту фею посмотрите. Слышал, это она мужиков каждый год жрет, а Джек Самайн ее покрывает…
Титания встала на крыльце, как на помосте, глядя снизу вверх на узкую кирпичную тропу, что выкладывала путь через двор к дороге и которую, как муравьи, заполонили люди. Ветер – непривычно теплый для Самайнтауна, несущий лето, как он нес золотые сухие листья еще неделю назад, – трепал ее волосы и платье в следах сырой земли, в которой она копалась ради них всю ночь.
«Звери, – думала Тита, – тоже кусают руку, если та перестает кормить. Звери тоже воют, когда в лапу впивается капкан, и бросаются на тех, кто кажется слабее».
Как звери, люди были худшими из них, потому и годились только в пищу животным покрупнее. Их вид, беснующийся – может, справедливо, может, она даже могла бы их понять… – невольно вызывал у нее сосание под ложечкой. Во рту копилась слюна, и десны ныли от того, как сильно хотелось зубам вонзиться в плоть. Оскорбления в адрес Джека заостряли инстинкты Титы подобно точильному камню.
Услышав еще одно, она повернула голову под неестественным углом, заставив говорившего тревожно сглотнуть и потупиться. Никто не понял, что в тот момент волосы Титании треплет уже не ветер. Они шевелились сами, извивались, точно змеи, и ползли по ее щекам, плечам, спине, ища добычу, чтоб обвить и сломать хребет. Голова опустела от мыслей, человеческих, раздельных, внятных, каким учил ее Джек, – и наполнилась темными желаниями. Лицо, в равной мере пугающее, как и прекрасное, вдруг стало только пугающим, даже совершенно диким.
– А еще у нас в квартале прорвало канализацию, все подвалы затопило, воняет сплошь дерьмом!
– Я видел трупы, на улице разгуливающие… В Самайнтауне ведь полно детей! С каких пор мы стали давать зомби вид на жительство?!
– А что на счет Дня города? Я видел плакаты, что он все равно состоится… Это разве безопасно? Кто гарантирует нам, что история с базаром не повторился?!
– Пусть эта эгоистичная самовлюбленная тыква покажется и все сама нам объяснит! А то…
– ПРОЧЬ!
Единственное, что было в Титании сильнее, чем голод, – это преданность Джеку. Он возлагал на нее надежды, которые она не могла не оправдать. Но именно это бы Титания и сделала, если бы перерезала всех жителей Самайнтауна, как хотела. Поэтому она закричала, во все горло, скалясь и шипя:
– Пошли прочь от крепости и Джека!
Часть слов прозвучала неразборчиво из-за того, что все они слились в рычание, зато толпа резко замолчала. Где‐то мелькнули вспышки фотоаппаратов – журналисты местных газетенок слетелись, как стервятники, – и Титания разбила их объективы все до одного, подобрав с земли мелкие садовые камешки. Посыпались стекла камер и экранов, несколько человек вскрикнули и отхлынули назад. Чтобы закрепить эффект, Титания сиганула с крыльца и припала к земле животом, как кошка. Удивительно, сколь понятливы перед ее зубами и когтями оказались те, кто прежде не понимал человеческого языка: толпа, которую Франц до нее тоже пытался выпроводить несколько часов кряду, разбежалась в разные стороны в мгновение ока. Вскоре двор Крепости полностью опустел, остались лишь соломенные куклы, раскачивающиеся на плакучих ивах под окнами дома, на которые Титания, выпрямившись, устало махнула рукой. Сколько бы они ни срывали
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 192
