В первый раз это помогло, к тому же теперь ей стало интересно выискивать в каждом посетителе всех его тараканов, а то и более страшных зверей. И такие, как она, одаренные не по рождению, а волей темных сил, порой забредали в эти места и уходили с добычей. Не сразу ведьма-неофитка поняла, что этой добыче в лучшем случае уготовано тяжелое душевное расстройство, истощение и бессонница. В худшем… об этом пока оставалось лишь догадываться. Из него-то лишнего слова не вытянешь…

Словом, бары вскоре ей разонравились, но тяга к хмелю не уходила, и она стала просто выпивать, не разглядывая публику и не вслушиваясь в разговоры. А ночью просыпалась в липкой испарине, вскрикивала и будила его — он всякий раз с досадой спрашивал «Что опять, Гели?», но все-таки поднимался и приносил ей какие-то таблетки, а потом обнимал, пока она снова не засыпала. И в эти моменты действительность казалась почти простой и даже счастливой.

Глава 3. Беда не приходит одна

Илья торопливо оделся и потрепал Накки за плечо. Она открыла глаза и посмотрела на него так настороженно, будто и вовсе не спала.

— Что случилось, Велхо?

— Я сам еще толком не понял. Мне только что позвонила жена этого Олега, на которого мы сегодня натолкнулись. Похоже, у них дома стряслось еще что-то жуткое.

— А именно?

— Она обмолвилась, что дочь заболела чем-то непонятным, но я теперь уверен, что тут все связано с той девицей. Только пока об этом говорить не стоит, надо сначала на девочку посмотреть, а там разберемся.

— А почему она тебе стала звонить? Они что, в курсе твоих способностей?

— Нет, они не в курсе, но пару раз я им кое-что советовал по мелочам. А кроме того, ей и не к кому больше бежать. Прости, что планы нарушаю, но в этом надо разобраться, раз уж втянулись. Ты со мной пойдешь или потом увидимся?

— Да уж лучше с тобой, погляжу, что там за непонятная болезнь, — отозвалась Накки и тоже стала собираться. Илья благодарно улыбнулся и вызвал такси, которое по ночному шоссе и пустым улицам довольно быстро приехало к дому, где жили Цыплаковы. Заодно он попытался набрать номер Олега, но тот оказался вне доступа.

Лариса встретила их в прихожей, бледная до синевы и осунувшаяся еще больше прежнего. Ее губы мелко подрагивали, взгляд блуждал, руки она спрятала за спиной. Она с трудом промолвила, боясь сорваться на плач:

— Прости, Илюша, что мы тебя на ночь глядя дернули, но я не знала, что делать! Олег неизвестно где пропадает, я два раза «Скорую» вызывала, и вчера, и сегодня, но когда они приезжают, все прекращается! Понимаешь? Будто проклятие какое-то, или сглаз, я не знаю! А может, я сама уже свихнулась. Но я не переживу, если Мила тоже умрет…

— Лара, прекрати, никто еще не умер и не собирается, — твердо сказал Илья. — Сейчас вы мне все толком расскажете, ладно?

Лариса кивнула и только тут заметила Накки, стоявшую у Ильи за плечом. Он поспешно объяснил:

— Это Накки, моя подруга, она вызвалась помочь. А это Лара, — он обратился уже к своей спутнице по-фински, — жена того козла, которого мы сегодня видели.

— Терве[1], — произнесла Накки и властно протянула Ларисе руку. Та поначалу растерялась, даже сделала шаг назад, но потом кивнула и робко отозвалась на рукопожатие.

Илья тем временем помыл руки и пошел в комнату девочки. Там горел яркий свет и мерцали цветные огоньки в игрушечной диско-подсветке на книжной полке, которую мать, по-видимому, забыла выключить. Сейчас их мельтешение казалось последним напоминанием о детстве и спокойных временах в этом доме.

Милана лежала на диване, кутаясь в плед. Ее бил озноб, лицо побледнело еще сильнее, чем у матери, под зелеными глазами виднелись жуткие темные тени, челюсти непрерывно лязгали. Она не сразу отреагировала на его появление, так и лежала в странном полусне, с уставившимися в стену глазами. Лишь когда Илья сел рядом и потрогал девочку по плечу, она посмотрела на него более-менее осмысленно.

— Мила, ты меня узнаешь?

— Ну ты скажешь, дядя Илья, — вяло усмехнулась девочка. — Я головой не ударялась, чтобы амнезией страдать, со мной какая-то другая хрень творится.

— Вот и расскажи мне про эту хрень по порядку. Где у тебя болит?

— Горло очень дерет, будто лезвие проглотила, и вкус крови во рту постоянно. И в слюне тоже кровь, и рвало кровью несколько раз…

— Когда это началось?

— Кровь носом еще вчера шла, а горло разболелось сегодня утром. Отца уже дома не было, а мама не отпустила меня в школу и вызвала врача. Он ничего не нашел: горло, мол, не красное, хрипов нет. Но к вечеру мне стало хуже и мама уже в «Скорую» стала звонить. Поехали в больницу, там меня осмотрели, сделали рентген и сказали, что ничем помочь не могут — типа и нет там ничего. То есть следы крови, пятна они видели, но при них она не текла и никаких повреждений не нашлось. Знаешь что нам сказали? Что я специально палец уколола и вымазалась кровью, чтобы родителей напугать и что-нибудь у них выпросить! Это из какого пальца столько вытечет? А как паршиво-то сейчас! Утром я хоть ходила, а теперь уже двигаться трудно.

— Ничего, все будет в порядке, — заверил Илья. — Ты вон какая умница, не плачешь, не капризничаешь. Давай так: я сейчас позову мою подругу, чтобы она тебя осмотрела. Она финка, по-русски не говорит, но все поймет, если ты покажешь. Идет?

На самом деле Накки, разумеется, могла, но просто не любила лишний раз объясняться по-русски, поэтому они с Ильей придерживались этой легенды, чтобы иметь возможность обсудить то, что не предназначалось для третьих лиц.

— Давай, — слабо улыбнулась Милана.

— Вот и отлично, а я еще поговорю с мамой, — сказал Илья. У него невольно сжалось сердце, когда он вспомнил, как впервые увидел ее еще шестилетней малышкой, которая обнимала всех, кто приходил в гости, очень любила лес и подолгу могла рассказывать о том, сколько грибов они собрали с родителями. Потом родился Никита, Олег привык хронически задерживаться на работе, а Милана с годами становилась все более замкнутой и неуживчивой. Родители все сваливали на избалованность и гормоны,