Красиво очерченную грудь, тонкую талию, красиво изогнутые полукругом бёдра, длинные, стройные ноги, с тонко вычерченными, словно по лекалу неведомого творца, икрами.

— Как ты хороша, любимая!

— Правда? — спросила девушка, невольно дёрнувшись в попытке прикрыть свою прекрасную наготу и тут же понимая, что она не для того обнажалась, чтобы её прятать.

— Правда! — и, подойдя вплотную к девушке, я положил руки на её груди и принялся целовать её лицо, одновременно лаская тело, а дальше нас обоих обуяло безумие самой старой и самой желанной страсти — любви! Время пролетело незаметно, мы не спасли всю ночь, и даже плотно закрытая дверь не скрывала наших восторженных криков.

Мы страстно любили друг друга, так, как любят обуянные высшими чувствами мужчина и женщина. Мы были вместе, мы спасали друг друга, жертвовали собой ради этого краткого мига, пусть и плотской любви, мы любили и сердцем, и душой, и самой плотью, отдавшись давно сдерживаемым чувствам со всей человеческой страстью, и заснули только тогда, когда сил уже ни на что не осталось. Крепко обнявшись, мы спали на не очень широкой кровати Жени, и места нам хватало с лихвой.

На следующий день мы проснулись почти в обед и стали собирать вещи и готовиться к отъезду. Учёба в академии уже давно началась, и если бы не нападение на особняк, я уже учился, но потеря двух недель занятий сейчас ничего не значила для меня. Я успею всё наверстать, как успеет и Женевьева.

На вокзале нас провожала графиня, поцеловав ей руку на прощание, мы зашли в вагон, услышав от неё напоследок.

— Будьте всегда вместе и всегда счастливы, мои дети!

От этих слов у меня сладко защемило сердце, а на глаза навернулись слёзы, я крепче взял под руку Женю и прошёл в вагон, запомнив эти слова и пообещав себе, что никогда их не забуду!