– Все, сил больше нет, – взмолился Карзубый, когда стало смеркаться. – Передохнем, а?

Хорь обернулся через плечо, смерил подельника оценивающим взглядом. Прикинул шансы. До железной дороги километров триста. С картой, компасом, оружием и запасом жратвы он доберется недели за полторы. Напарник становился обузой.

– Ладно, привал. – Хорь сбросил рюкзак. – Полчаса.

«Мочкануть его прямо сейчас, что ль? – прикинул он, глядя на развалившегося в траве подельника. – Или денек-другой повременить?»

– Давай здесь заночуем, – предложил Карзубый. – Оторвались уже, сколько можно ноги давить. Пожрем как люди. Вмажем.

Хорь не сразу ответил. С одной стороны, предложение выглядело заманчивым. Они оба сильно устали и оголодали. С другой – опыт битого, бывалого зэка подсказывал, что осторожность лишней не бывает. И что опередить возможную погоню на шесть часов и двадцать километров недостаточно. Кто знает, какими навыками обладают отплывшие на лодке фраера. И кто знает, не вызвали ли они уже подмогу.

«Пускай поживет пока, – решил Хорь. – Если что – они разделятся, и слабак оттянет ментов на себя».

– Полчаса, я сказал, – буркнул Хорь вслух. – И топаем дальше. Понял? Все понял? Тогда закройся.

Отмахивая веслами, Олег напряженно думал, что теперь делать. В голову не приходило ничего. Надя с Верочкой боязливо жались друг к дружке на корме. Пацан-полукровка угрюмо молчал – с той минуты, как сообщил о смерти матери, он не проронил ни слова.

– Тим, – позвал наконец Олег, – мы понимаем, как тебе тяжело сейчас. И сочувствуем. Но скажи: кто мог это сделать?

Пацан дернулся, бросил весла, уткнулся лицом в ладони.

– Они и нас, – выкрикнула Верочка. – Они и нас теперь убьют!

Тимка вскинул голову.

– Не убьют. Это трусливые твари, они уже далеко.

– Кто?! – заблажила Верочка. – Кто «они»?

– Беглые зэки, изуверы, нелюди. Больше некому. Убили маму. Забрали все, что у нас было, и унесли ноги.

– Вообще все? – механически уточнил Олег.

– Все. Что не унесли с собой, поломали. Завтра мы похороним маму и решим, что делать.

До берега добрались, когда начало уже смеркаться. Ни Стаса, ни единственного на всех ружья в ветхих жилищах, названных по недоразумению турбазой, не оказалось.

К восьми вечера ветер разогнал тучи, в небесный путь отправилась полная луна. Стас остановился. Идти в вязких молочных сумерках полярной белой ночи было можно. Но не пытать следы: для этого был необходим навык таежника – тот, которым в избытке владели Тимка и покойная Сашенька.

Лишь теперь несчастье захлестнуло Стаса. До этого злость и решимость догнать беглецов и поквитаться не давали расслабиться. Теперь же горечь утраты сдавила сердце, подломила колени, дрожью отозвалась в руках. Стас тяжело опустился на ближайший валун, двустволка выпала из ладоней. С полчаса несвязные мысли о том, что пережила Сашенька перед смертью, и о том, как жить без нее дальше, вытеснили из головы все прочее. Потом, собрав волю, Стас взял себя в руки.

У преступников пять-шесть часов форы. Но они навьючены рюкзаками, он же идет налегке. Необходимо поспать, осознал Стас. С рассветом он поднимется и пойдет дальше. Если повезет, настигнет беглых уже завтра. Стас поднялся с камня, на котором сидел, и в этот момент с юга донесся звук, странный, диковинный, чуждый таежной тишине. Походило на то, будто кто-то неведомый методично и неторопливо колотил по земле кувалдой. Стас замер, всмотрелся в ночное марево, но не разглядел ничего. Звук на минуту стих, затем повторился – гул от мерных, прерывистых ударов накатывал из ночи, долбил в барабанные перепонки, туманил голову.

Стас почувствовал, как страх охватывает его, наваливается, сковывает движения, разгоняет сердце и леденит кровь. Он всмотрелся в темноту до рези в глазах и, наконец, различил мутный, раскачивающийся силуэт метрах в трехстах.

«Топот, – понял Стас. – То, что звучит как размашистые удары, на самом деле поступь исполинского существа. Того самого. Которого он в шутку назвал позавчера динозавром».

Звук стих, силуэт растворился в ночном мареве. Стас обессиленно опустился на камень. Горе, злость, решимость вылетели из него, как не бывало, и сменились страхом. Нутряным, животным ужасом перед неведомым зверем.

«Те, кто видел его вблизи, ноги унести не успели», – вспомнил Стас слова покойной жены.

С полчаса он давил в себе мучительное желание вскочить и немедленно бежать прочь. Когда подавить наконец удалось, поднялся, огляделся по сторонам. Присмотрел заросли кедрового стланика метрах в пятидесяти. Минуту спустя Стас наломал податливых, остро пахнущих хвоей ветвей, выстелил на земле, улегся. Натуго затянул капюшон, упрятал ладони за пазуху и закрыл глаза.

На рассвете он вынырнул из дремы, вскочил. Первые солнечные лучи лениво, словно нехотя разгоняли вязкие хмурые сумерки. Листья крапивы, кипрея и толокнянки плакали росой, стылый ветер с севера проникал под ветровку, студил кожу. Стас нашарил в кармане хлебную горбушку и полиэтиленовый пакетик с липким шматом теста внутри – приманку, что брал с собой на вчерашнюю рыбалку. Давясь, проглотил. И, стараясь ни о чем постороннем не думать, поспешно зашагал на юго-восток.

Через четыре часа он наткнулся на место привала. Осмотрел разбросанные по смятой траве пустые консервные банки, обертку от пачки с печеньем, с десяток окурков и двинулся дальше.

– Слышь, кореш, это чего?

Хорь поравнялся с напарником. Из-под прищура оглядел здоровенную вмятину в земле, за ней другую, метрах в двух с половиной от первой. Осмотрелся. Вмятины шли в два ряда с юго-запада на северо-восток. Откуда-то налетела волна смрада, гнилостного, удушливого.

– Пес его знает, – поморщился Хорь. – Ну и вонища.

– Будто слон прошел, – озадаченно пробормотал Карзубый. – Или стадо слонов.

– Нет здесь слонов, баклан, – одернул подельника Хорь. – И вообще никого нет.

– А насрал тогда кто? – Карзубый мотнул головой в сторону бурой кучи конической формы поодаль. Была куча высотой с добрых полметра и изрядно смердела. – Или это, по-твоему, не говно?

– Походу, говно, – согласился Хорь. – И хер с ним. Золотарь я, что ли? Все, потопали.

– Стремно что-то, – озираясь на ходу, пожаловался Карзубый. – Неспроста это. Какая-то тварь здесь живет, гадом буду. Или твари.

Хорь не ответил. До полудня, не останавливаясь, шли по компасу. Затем Карзубый начал уставать и ныть, что надо бы дать роздых ногам.

– Хер тебе, – рявкнул на подельника Хорь. – До вечера никаких привалов. Когти рвать надо! Если не хочешь, чтоб в следующий раз эти твари насрали тобой.

– Сбежал твой