— Жалок, — констатировал Жрец, и в его голосе прозвучала лёгкая насмешка. — Ты даже не понимаешь размера пропасти, между нами. Никакие фокусы больше тебе не помогут.

Он двинулся к Марку, неспешно, наслаждаясь моментом.

— Но не переживай. Перед смертью ты мне обязательно расскажешь, что это за техника, поломавшая мои игрушки и как ей может управлять жалкий террант второго ранга. А после я займусь той юной одалиской, что оказалась настолько глупа, что осталась неподалеку не попытавшись сбежать. И сначала я воспользуюсь ею, почерпну её свежую, невинную силу… а уж потом отправлю её душу к моему Господину. Вы будете гореть вместе.

В этот момент Жрец был уже в полуметре от парня. Его рука с серповидным кинжалом плавно поднялась, на уровень глаз Марка. Но в последний миг траектория удара изменилась. Со свистом, полным профессионального мастерства хирурга, клинок вонзился парню в левую руку, выше локтя, пронзая мышцы и кость насквозь.

БОЛЬ!

Не острая, не режущая. Адская, всепоглощающая, боль. Она сожгла все мысли, всё сознание. Казалось, по его жилам вместо крови побежал расплавленный свинец. Он закричал. Не от страха, а от чистого, физиологического мучения, которое не оставляло места ни для чего иного. И в этот миг, в самом эпицентре этого ада, когда его разум уже готов был отключиться, его взгляд упал на лицо Жреца. На эти губы, сложенные в лёгкую улыбку. На эти глаза, с интересом наблюдающие за его агонией. Он осознал произнесенные слова о девушке, о её поругании, о её гибели.

И что-то в Марке… изменилось. Пелена боли, ненависти, гнева — все это в одни миг исчезло. Осталась только ВОЛЯ, как тогда, в последний миг сражения с Кайроном. Воля, принадлежащая не ему, а взятая в долг у самой Вселенной. Его правая рука, всё ещё сжимавшая «Молекулярный клинок», дёрнулась. Он не думал о последствиях, о том, что это скорее всего убьёт его. Он просто захотел. Чтобы этот человек, это существо, это воплощение скверны перестало существовать. Он послал в клинок всё, что у него осталось. Не эфирный резерв — тот так и не подчинялся ему. Он послал в него свою ЖИЗНЬ.

Рукоять в его руке внезапно стала ледяной, а затем — обжигающе горячей. Тихое гудение сменилось нарастающим, пронзительным воем. Лезвие вспыхнуло ослепительно-белым светом, затмив факелы. По всей длине клинка затанцевали микроскопические всполохи эфира, увеличившие его лезвие до семидесяти сантиметров.

Жрец не успел закончить свою фразу. Его глаза, всего мгновение назад сиявшие наслаждением от чужой агонии, вдруг расширились от шока. Он увидел этот свет. Увидел клинок, который Марк, превозмогая агонию, поднимал для удара. Но он даже не попытался уклониться, просто не успел. Его щит, непробиваемый для любых атак ниже пятого ранга, был бессилен перед тем, что пробудилось сейчас. Это была не магия. Это было отрицание его существования. Аннигиляция. Белый клинок описал короткую, почти невесомую дугу.

Жрец замер. На его лице застыла маска изумления. Затем тонкая алая линия проступила от его правого плеча до левого бедра. Мгновение ничего не происходило, а после верхняя часть его тела с еще бьющимся сердцем медленно, соскользнула вниз по идеально гладкому срезу. Вторая половина, грузно рухнула на пол. Ни крика, ни предсмертного хрипа. Только тихий, мокрый шлепок и нарастающий запах гари и крови. Марк стоял на коленях рядом, не в силах пошевелиться. Белый свет клинка погас, израсходовав запас накопителей, и он с глухим стуком выпал из его ослабевшей руки.

Тишина, наступившая в склепе, была оглушительной. Она давила на уши, густая и звенящая, нарушаемая лишь потрескиванием факелов и мерзким бульканьем, доносящимся из того, что минуту назад было Жрецом.

Марк обвел все помещение взглядом и его вывернуло. Парня рвало от перегрузки, от осознания совершенного, от адреналина, уходящего из тела. Его окончательно покидали силы, оставляя после себя лишь леденящую пустоту и сокрушительную усталость. Любой вдох давался с трудом, откликаясь огненной болью в сломанных рёбрах. Левая рука, пронзённая кинжалом, висела плетью, и с каждым мгновением в ней усиливались пульсация и холод, вызывая новый приступ тошноты.

«Выжил. Чёрт возьми, выжил»…

Парень заставил себя поднять голову, снова окидывая взглядом зал, усеянный телами. Ничего, кроме трупов. Ни старухи, ни других живых сектантов. Только он, смерть и тишина. Его взгляд упал на серповидный кинжал, лежащий рядом с его ногами. Словно по команде, в его сознании всплыли обрывки знаний Кайрона, холодные и безразличные, как всегда.

Это был артефакт…Не древний, современная грубая поделка из кости и черного металла. Поделка безумного и в то же время гениального артефактора. В воспоминаниях Кайрона не нашлось информации о материалах из которого он был сделан, но это абсолютно не помешало осознать принцип его работы. Это был артефакт поглощения жизненной силы и дара…Принцип его работы был до безумия прост — в случае нанесения смертельного удара, кинжал поглощал и аккумулировал в себе часть энергии жертвы. Еще часть передавалась оператору, который держал клинок во время смерти, усиливая его Внутренний или Эфирный резерв. Был и побочный эффект от его применения — деградация возможности обычной эволюции оператора и воздействие на психику, вызывающее экстаз и привыкание.

Во времена Древних были попытки создать что-то подобное, ведь каждое разумное существо мечтало обладать безграничной силой, полученной быстро и без смертельного риска. Но все истории применения данной технологии приводили к одному итогу — оператор сходил с ума и превращался в кровожадную, трудно убиваемую тварь. Поэтому любые воспоминания о данной технологии были уничтожены, а все последователи найдены и казнены. Но видимо где-то сохранилась обрывочная информация и кто-то достаточно сведущий в артефакторике смог ее осознать и применить, пусть и в примитивном исполнении, приводящем к огромным потерям энергии.

Отвращение, острое и физическое, подкатило к горлу. Этот клинок был хуже, чем просто оружие. Он был квинтэссенцией всего того зла, что творилось в этом склепе. Оставить его существовать — значило оставить семя для нового урожая смерти.

«Нет. Этому не бывать».

Собрав всю свою волю в кулак, он правой рукой схватился за рукоять кинжала. Он был тяжёлым… Не физически, а энергетически. Парень чувствовал, как внутри него бьются и стонут украденные жизни. Костяная рукоять была тёплой, почти