– А как ты понял, что я архитектор?

– По тому, как ты находила пути и объекты в городе, в котором оказалась впервые, – сообщил мне ворон.

– Да? – изумилась я и пояснила: – Я так с детства делаю. Даже порой до смешного доходит: я где-нибудь оказываюсь в первый раз, а меня считают местной и спрашивают, как куда пройти. Иногда я просто знаю, куда мне идти, иногда договариваюсь с пространством, что мне надо, и оно меня выводит. Когда я была маленькая, вообще была уверена, что все так живут. Еще думала, зачем людям карты, если что-то видно на внутреннем экране, что-то считывается через тело…

– Вот! – подытожил ворон, когда мы вошли в Летний сад. – Это твой дар. Поэтому твой факультет – архитектурный.

– А как ты отличаешь дар от просто умения? – полюбопытствовала я, вертя головой.

В Летнем саду я была во время поездки, но тогда все лежало под слоем снега. Теперь же глаз радовало буйство зелени, а беломраморные статуи были свободны от фанерных щитов, спасавших их от непогоды и осадков.

– Умение можно наработать, – сообщил ворон, сдвигаясь на мой рюкзак, чтобы дать мне больше обзора (или чтобы я не боднула его головой, пока кручу ей направо-налево), – а с даром рождаются. Надеюсь, тебя устроит это объяснение. Иногда дар – это наследственное. Даже чаще всего наследственное.

– У меня в роду архитекторов не было, – уверила я, на всякий случай спешно добавив: – Вроде бы. По крайней мере, мне про меня никто ничего такого точно не говорил…

– Тебе сколько лет? – вдруг спросил ворон, точно и не следил внимательно за тем, как я заполняю анкету.

– Двадцать два, – отчетливо проговорила я.

– За двадцать два года тебе никто ни разу не сказал, что у тебя задатки архитектора? – медленно, почти по слогам произнес пернатый.

– Нет. Мне говорили, что я хорошо пишу, что неплохо рисую, что талант в этих сферах у меня есть, а то, что я чувствую города… это вообще за достижение не считалось. Так, баловство. Хорошо развитая чуйка. У всех есть свои особенности. У меня вот такая. Ну, как, знаешь, у кого-то на носу веснушки, кто-то рыжий от природы, у кого-то абсолютный слух, а я хорошо ориентируюсь в городской среде, могу найти любое место в незнакомом городе или даже его себе заказать. Вот и все.

– Да уж… – вздохнул ворон и немедленно заканючил: – Пойдем поедим, а то тут все такое красивое, что у меня аж желудок сводит.

– Это у тебя синдром Стендаля, – хихикнула я. – Ладно, идем. Но нам все равно через весь сад пройти придется. Так что не отвертишься от созерцания прекрасного.

– Двойная порция картошки, – ворон возмущенно нахохлился, – и на прививки завтра, а лучше послезавтра.

– Ты что, боишься прививок? – нарочито изумилась я.

Ворон, как водится, промолчал.

Глава 3

– Как математика?! В смысле математика?!

Я получила список экзаменов для поступления на архитектурный факультет. Русский язык, математика, основы безопасности жизнедеятельности в городской среде, черчение, рисунок, сакральная геометрия и творческое задание. Если русский, ОБЖ и рисунок вопросов у меня не вызывали, то на черчении у меня задергался глаз, при виде математики же похолодело под солнечным сплетением. О сакральной геометрии я не слышала вообще ничего.

– Не я это придумал. – Ворон, хорошо, не развел крыльями.

– Я гуманитарий! Какая математика?! Я ее в школе прошла и забыла! Даже таблицу умножения-то не всю помню! А черчение… Это ж ад и Израиль!

Я не стала говорить пернатому, что с черчением в школе у меня произошла позорная история. Так получилось, что девица, которая вела у нас черчение (наверняка она была тогда младше меня нынешней), училась на вечернем в моей художественной школе. Дальше было как в песне: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Я увидела училку выходящей из класса вечерников, она увидела, что я ее увидела, и понеслось. До сих пор не понимаю, чем я ей не угодила, – скорее всего, тем, что знала: она не полноценный педагог, а только учится (да еще и на вечернем при художке), но оценки выше тройки она мне не поставила ни разу. По всем остальным предметам я, если что, была отличницей, ну и училась в художественной школе, то есть карандаш в руках держать умела, прямые линии строить тоже, причем даже без линейки. Когда очередную тройку мне выставили за работу, выполненную знакомым отца – профессиональным инженером, родитель все же решил сходить в школу и разобраться.

Что говорил отец, бог весть, но что сказали ему, я узнала, поскольку выволочку получила знатную – за неуважение к учителю (притом что я никому не говорила, что училка, по сути, сама ученица, и права качала только один раз, когда за идентично выполненную работу моя одноклассница получила пять, а я – три с минусом) и невнимательность на уроке (мол, я болтаю с соседкой по парте и не слушаю объяснений, за это мне и снижают баллы). Доказать обратного я не смогла (особенно то, что на уроках не болтаю, а рисую комиксы; болтали те, кто потом читал их, пущенные по рядам), в аттестате у меня все же вышла пятерка (мне пришлось переделывать все задания с начала года), но черчение с тех пор я возненавидела всей душой.

При мысли о том, что придется чертить на экзамене, меня затошнило, и хорошо, не вывернуло наизнанку. Школьные воспоминания оказались весьма живучими. Они раззявили пасть с сотней мелких острых зубов и дохнули на меня отчаянием.

– При чем тут Израиль? – удивился ворон.

– Выражение такое, – буркнула я. – Буря и натиск, ад и Израиль.

Некоторое время я смотрела на список экзаменов и старалась дышать глубоко и ровно. Получалось плохо. Милана с Жужей отправились покорять Эрмитаж, поэтому я могла без опаски разговаривать с пернатым.

– Ладно, – сообщила я ворону, – допустим, с черчением я худо-бедно разберусь. На тройку так точно. Но тогда на отлично нужно будет сдать почти все остальное… Русский сдам, ОБЖ сдам, рисунок сдам, хотя, конечно, память освежить придется, особенно мышечную. Но математика… И сакральная геометрия… Это вообще что?

– Это про места силы и прочее подобное, – небрежно отозвался мой фамильяр. – Да, чертить и считать, возможно, тоже придется, но необязательно. Возьмешь книги в библиотеке, там все довольно просто. А вот математика… С математикой сложнее…

Ворон задумался, походил взад-вперед по подоконнику, почесал лапой клюв, надулся, сдулся и наконец выдал:

– Тебе нужен репетитор.

– И где я буду его искать? – хмыкнула я. – По объявлениям в газете? Да, ты еще забыл, что репетитору, вообще-то, нужно платить, а у меня денег, по ходу, только на еду до конца месяца. Как бы мне самой репетиторствовать не пришлось.

– Ты оканчивала педагогический, я помню, – ворчливо отозвался пернатый. – Нет, репетитор у тебя будет из местных преподавателей. Бесплатно.

– Хотела бы я знать, как ты собираешься это устроить?

– Ты сама это устроишь. – Теперь ворон почесал клювом лапу, проворчал что-то вроде «Это нервное» и продолжил: – Есть здесь в педагогическом составе чудесный человек – нет, я сейчас не иронизирую, действительно чудесный человек Дмитрий Иванович. Тебе надо будет его найти – преподаватель с таким именем-отчеством тут один, так что просто выяснишь, в какой он сейчас аудитории, – и договориться с ним о репетиторстве. Он тебе и математику объяснит, и сакральную геометрию, если сама не поймешь.

– Бесплатно? – на всякий случай уточнила я.

– Бесплатно, – подтвердил пернатый и деловито зачастил: – Найдешь его, скажешь, что тебя прислали… что тебе посоветовали к нему обратиться…

– Ага, – ехидно перебила я. – «Меня прислал к вам говорящий ворон. Сказал, вы позанимаетесь со мной бесплатно, потому что вы чудесный человек».

– Нет, – отрезал ворон. – Этот чудесный человек обещал… важному человеку выполнить его просьбу. Любую. В общем, скажешь ему, что это в счет той просьбы, которую он пообещал выполнить. Сама придумаешь, как выразиться корректно. Да что же это такое…

С этими словами он принялся чесать лапой крыло.

– Надеюсь, это действительно нервное, а не блохи, – хихикнула я. – Идем-ка, друг мой пернатый, на вакцинацию.

– Запишешься в библиотеку, найдешь Дмитрия, – напутствовал ворон, пока мы шли по пустынному коридору. – Список вопросов к экзаменам у тебя