Вампирша медленно повернулась ко мне. На ее лице расплылась улыбка, которую можно было назвать соблазнительной или опасной в равных долях.

— Ты, инквизитор, ерунды не говори. Мне столько лет, что это даже неприлично произносить вслух. А возраст он, знаешь, сильно способствует развитию ума по причине накопления опыта. Конечно, никто не знает. Я чту Договор, ибо не являюсь дурой. Та комнатка, которую ты видел… О ней смертным не известно. Вернее… как бы это помягче сказать…

— Да уж как есть. — Посоветовал я.

— Ну если, как есть…Бывают ли там люди? Да. Но очень редко. В основном я приглашаю туда сородичей. Так… Посидеть, прошлое вспомнить. Видишь ли, здание старое, у него энергетика определённая, подходящая. Живу-то я в обычной хрущёвке. Ну какие, к чёртовой матери, в хрущёвке сборища вампиров? Смех один. Иногда мы устраиваем себе маленькое пиршество. Но как правило, используем кровь животных или ту, которую можем достать законным путём. Если кто-то тебе наговорил, будто в моем салоне творятся всякие непотребства, так нет. Не творятся. А когда обычному человеку выпадает огромная честь оказаться в моей компании конкретно в этом месте, то потом он данный эпизод своей жизни благополучно забывает. Для всех остальных комнаты вообще не существует. Спроси вон Надьку. Она тебе скажет, что подсобка в магазине одна и никаких других быть не может. Ты ее смог увидеть только потому, что являешься инквизитором.

Вампирша окинула меня насмешливым взглядом, а затем продолжила:

— Договор о ненаблюдаемости важен не только для смертных, он в первую очередь важен для нас. Представляешь, что начнётся, если людишки узнают о существовании…ну, например, вампиров? Наше и без того непростое существование превратится в черт знает что. Будут, как ненормальные бегать с кольями и в порядочных вампиров ими тыкать. А вообще… Не отвлекай! Пока ты мне тут мозг выносишь, Надька-дура со своим Колей-психопатом магазин в щепки превратят! Он же у нее совсем на голову пристукнутый!

Любовь Никитична снова повернулась к двери, подумала пару секунд, затем отступила на шаг. Ее руки сжались в кулаки.

Я уже мысленно готовился к тому, что сейчас она выбьет дверь с петель одним ударом своей изящной ручки. Как показывают в кино. Вернее, будут показывать лет через сорок. Но Вампирша резко крутанулась на месте развернулась и быстрым шагом прошла к старому, дисковому телефону цвета слоновой кости, стоявшему на столе подсобки.

— Что вы делаете? — не удержался я.

— А что, по-твоему, я должна делать? Звоню «02»! — Ответила Любовь Никитична раздражённо.– Вызываю милицию. У меня тут государственная собственность уничтожается, а я, между прочим, законопослушная гражданка.

Я, честно говоря, сначала не поверил своим ушам. Вампирша вызывает советскую милицию на своего же буйного работника и ее мужа. Ну разве это не странно⁈

— Думал, вы… э-э-э… стену рукой разворотите, — честно признался я.

Ля Флёр, уже говорившая с дежурным («Да, в комиссионном на улице Ленина, хулиганство, да, срочно!»), бросила на меня уничтожающий взгляд.

— Дурак? — Поинтересовалась она, как только положила трубку, — Стены потом за свой счет восстанавливать? И товар возмещать? Я не какая-то там деревенская упырица, я серьезный профессионал, черт возьми!

Флёрова снова вернулась к двери и замерла напротив нее с таким видом, будто эта дверь была ее личным врагом.

— Ладно, с вызовом подстраховалась. А теперь… — Она в последний раз окинула деревянное полотно оценивающим взглядом. — Теперь будем решать проблему. Терпение никогда не входило в число моих достоинств.

Вампирша отступила на полшага, сделала легкий разворот корпуса и нанесла точный, каратэшный удар каблуком в область замка. Раздался оглушительный хруст, и дверь, вырванная из петель, с грохотом рухнула в торговый зал.

Любовь Никитична отряхнула руки, словно только что совершила нечто обыденное.

— Если кто спросит, — бросила она через плечо, — Скажешь, это ты выбил. Герой-милиционер, борец с беспорядком, все такое.

Не дожидаясь моего ответа, вампирша наступила на створку, лежавшую под ногами, а затем величественно проследовала в торговый зал. Я, оглушенный и ошарашенный, двинулся следом.

Картина, открывшаяся нашему взору, была достойна кисти какого-нибудь художника-сюрреалиста. На фоне разгрома — опрокинутая витрина (одна штука), рассыпанный по полу хрусталь (предположительно три штуки) и растоптанные шляпы (сто процентов пять штук, я пересчитал) — на полу, в центре зала, сидели Надя и ее супруг Николай.

Они уже не ругались. Они страстно целовались, слившись в едином порыве, забыв обо всем на свете. Казалось, их ссора была лишь прелюдией к этому бурному примирению.

— Ну, просто Шекспир отдыхает, — с ледяным сарказмом произнесла Ля Флёр. — «Укрощение строптивой» в советской редакции. Николай Петрович! Надежда Степановна! Не желаете ли оплатить номер в гостинице «У испорченной витрины»?

Влюбленные, словно ошпаренные, отскочили друг от друга. Надя, увидев директора, испуганно вскрикнула и попыталась прикрыть рваный подол своего платья.

— Ой! Любовь Никитична… Как же… Вы ведь в командировку уехали… Откуда… — Бормотала продавщица.

— А-а-а-а-а… — голос Вампирши буквально источал яд. — То есть, раз директора нет на месте, можно тут творить, что на душу ляжет?

Николай, красный как рак, начал неуклюже подниматься, бормоча что-то невнятное про «понял, простите, больше не буду».

— Молчать! — рявкнула Любовь Никитична, в ее голосе зазвенела такая стальная властность, что даже я невольно выпрямился. — Николай, ты мне весь ущерб возместишь до копеечки. Надька, ты уволена. Окончательно и бесповоротно. Чтоб духу твоего тут не было.

В этот момент дверь в магазин со скрипом распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся милиционер. Судя по всему, он бежал в магазин со скоростью гепарда.

Это был мужчина лет сорока, с усталым, обвисшим лицом и мешками под глазами. На его форме красовались погоны старшего лейтенанта. Он был мне незнаком.

— Ох… Любовь Никитична… Мне о вас сообщили, так я сразу на велосипед прыгнул и сюда. Так гнал, так гнал… Что тут у вас происходит? — спросил он, окидывая взглядом последствия побоища. Его глаза скользнули по мне, задержались на погонах, — Товарищ лейтенант? Вы откуда здесь? А главное — вы кто? Я вас в нашем городе впервые вижу.

Любовь Никитична, стоило милиционеру переступить порог магазина, мгновенно превратилась из разъяренной фурии в оскорбленную, но великодушную жертву обстоятельств. Я