Я вижу — глаза у неё чуть расширяются, брови приподнимаются. Радость, облегчение, надежда — всё сразу. Она поняла намёк.

— Да, конечно, — говорит, — давайте я с вами расплачусь.

— О нет, нет, — отвечаю, — деньги от прекрасных дам я не принимаю. Но вот подарок — другое дело.

Наверное, это будет правильная идея. В голове быстро выстраиваю план: единственный способ разыграть всё так, чтобы не сбегать в торговый центр, — пойти покупать мне подарок.

— А что бы вы хотели получить в подарок?

— Знаете, я в торговом центре видел отличную ручку. А у меня как раз напротив открылось сегодня детективное агентство. Хотел бы, чтобы вы подарили мне ручку с гравировкой моей фамилии.

Я поворачиваюсь в сторону окна и показываю рукой на свою вывеску, специально, чтобы отвлечь парня. Он поворачивает голову туда же.

— Там написано слово «бежим», — говорю я, и она сразу всё понимает.

Отлично, манёвр сработал. Мы срываемся с места и бежим к выходу.

Девушка примерно моя ровесница — лет двадцать, может чуть младше, может чуть старше. Хотя спрашивать возраст у дамы во время побега — некультурно. Но вопрос всё равно вылетает:

— А от кого и зачем мы бежим?

— Он подозревает меня.

— В чём он тебя подозревает?

Но ответ я не успел расслышать — или просто пропустил мимо ушей, потому что при выходе из зала кофейни, который вёл в торговый центр, стоял мужик в костюме. Стандартный «сесюрити»: рост под два метра, лысый, наушник в ухе, лицо кирпичом. Сто процентов — либо охранник, либо подчинённый того самого мажора из машины.

Драться с телохранителем аристократа — вариант из разряда «зачем?». Не потому что страшно. Просто бессмысленно. Геннадич всегда повторял: «Лучшая драка — та, которой не было». А я придерживаюсь простого правила: если задачу можно решить без мордобоя — решай. Силы ещё пригодятся.

Импровизируем.

Обстановка считывается за долю секунды.

Стул передо мной.

Парень идёт с подносом — кофе и круассан.

Телохранитель стоит у двери справа.

Хватит и одного толчка. Стул летит в бок, цепляет парня, поднос в воздух — кофе вправо. Если повезёт, кипяток окажется на лысине у двери. Дальше — три секунды боли и унижения, а нам этого хватит.

Так и делаю. Резко бью ногой в стул. Он летит, задевает парня с подносом. Тот выкрикивает на весь зал гламурным фальцетом:

— Мой лавандовый раф! — визжит он, а круассан взлетает следом.

Фу, как пошло. Ещё и круассан, похоже, веганский — вижу одну траву.

Но сработало идеально. Поднос переворачивается, кофе летит вбок, заливает костюм охраннику. Тот дёргается, ворчит и смотрит вниз. А мы уже проскальзываем мимо.

Двери двухстворчатые: мы влетаем в левую, он стоит у правой. Схватить не успевает — мы уже за его спиной. Отлично, мой план работает.

Перед нами открывается широкий амфитеатр торгового центра. Этажи уходят вверх кольцами, по эскалаторам движутся люди. В воздухе смешаны запахи еды, парфюма и пластика — что-то тянет из фуд-зоны, что-то из бутиков с дорогими ароматами. Народу не так много, как вечером, но достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности. Здесь меня точно убивать не станут.

Но краем глаза ловлю движение. Резкое, неправильное. И через мгновение это движение превращается в боль в скуле. Удар. Мир вспыхивает и гаснет. Темнота. Я теряю сознание. Меня вырубили одним ударом. Бывшего капитана ФСБ. В теле молодого парня.

Ну прелестный день.

Просто прелестный.

Глава 2

Снился мне писклявый парень с лавандовым рафом, который сидел на шее у охранника и бил его круассаном по лысине. Это последнее, что осталось у меня от сновидения, когда я начал приходить в себя. Вот приснится же такое, а?

Глаза не открываю — чувствую, что вишу вниз головой. Кровь приливает к вискам, в них пульсирует тяжёлый ритм. Металл наручников врезается в запястья, и с каждым покачиванием тело чуть тянет вниз. Горло сушит, а в ушах — лёгкий звон. Начинаю прокручивать в голове, что произошло, и думаю, как я вообще мог пропустить удар в челюсть. Почему так? Рассеянность внимания? Наверное, да. Хотя, скорее всего, у охранника подготовка не хуже моей. Всё-таки удар был точный, без лишних движений.

Да и за десять лет, что я живу в этом теле, я так и не привык к нему полностью. Чувствую себя на девяносто процентов полноценным человеком, но те оставшиеся десять — они всё равно дают о себе знать. Умирал-то я в тридцать семь, с другим телом, другой подготовкой, с другим весом и мышцами. Там я был крупнее, крепче, а здесь, как бы ни пытался кормить, тренировать, наращивать — не идёт.

Словно сама природа решила: этому парню быть не бойцом, а смазливым, жилистым сердцеедом. Ну вот как к себе относиться серьёзно, если, подвешенный вниз головой в наручниках, я думаю о таком? Надо бы думать, как выбираться из этой ситуации.

Ну а о чём ещё думать сейчас, пока висишь скованным и притворяешься, что спишь? Данных-то всё равно нет. Всё, что могу сейчас понять — это примерно по слуху определить, что меня кто-то охраняет и находится где-то метрах в трёх. Кто-то дышит.

А так — всё, тишина. Ни капли, ни звука, ни запаха. Пахнет… пахнет как парковка. Просто бетон. Бетонные стены. Хотя нет — я бы даже не сказал, что это парковка, потому что нет свойственного запаха бензина и угарных газов, которые оставляют автомобили. Поэтому, вероятнее всего, это либо подвал, либо какой-то технический этаж. Может, прямо в том же торговом центре.

Если это аристократ, то, думаю, для него не проблема взять в аренду такое помещение, закинуть меня сюда и допросить.

Ну а тело… я так понимаю, это из-за того, что всё-таки я аристократ, хоть и из разорившегося рода. Отец мой, бывший нотариус, заключил какую-то сделку так, что всё, что было у рода, ушло в откуп этой ошибки.

Это я уже, конечно, понял потом, после того как пришёл в себя. И после того как мне сообщили, что он умер. А пришёл я в себя десять лет назад, в больнице, с проломленной головой. По слухам и по общим понятиям, отец этого парня нажрался до беспамятства и решил закончить жизнь всего рода — ударил своего сына, то есть меня, но не меня, чем-то тяжёлым по голове, по