На человеческом уровне города бывшее жилье Распутина обитаемо, и предприимчивые владельцы водят туда экскурсии. На тонких слоях все хитрее. «Сибирский старец» лично законсервировал на них квартиру в том виде, какой она была при его жизни, чтобы хранить там сокровища и прочие страшные тайны, а также время от времени возвращаться туда по делам.
После того как ноги приводят меня к дому Распутина в пятый по счету раз, я зову Андрюху, и мы идем на дело.
– Слав, чего у нас тут? – интересуется напарник, когда мы проникаем в квартиру. – Кстати, разве в таких случаях не полагается приглашать понятых?
– Полагается, – соглашаюсь я и прячу универсальный ключ в один из карманов брюк карго, – но на тонком плане мороки с ними больше, чем в человеческой реальности или в кино. Проще взять ответственность на себя и действовать на свое усмотрение. Ко всему, со мной же ты, а ты – лицо стороннее и незаинтересованное.
– Ага, – кивает это незаинтересованное лицо и немедленно начинает изучать обстановку в коридоре.
– Руками, пожалуйста, ничего не трогай, – предупреждаю я и направляюсь в хозяйский кабинет.
– Не учи ученого! – огрызается напарник и следует за мной. – Тут и без меня, смотрю, уже все потрогали. Даже местами перерыли.
– Да, по поводу твоего первого вопроса, – тем временем говорю я, – наша задача – понять, кто здесь что нарушает. Понять и пресечь.
– Вот будет прикол, если это опять та кицунэ ищет артефакт для привлечения в свою жизнь принца. Распутин же вроде женщинам помогал в любовных вопросах.
– Не похоже на кицунэ. Если только она не научилась обходить силу слова и не сменила духи. Да и вообще, грязновато для такой утонченной особы.
Я обхожу кабинет по часовой стрелке, мой спутник делает это в обратном направлении. Когда мы встречаемся у двери, Андрюха задумчиво выдает:
– На месте Распутина я бы выставил охрану или сигнализацию поставил.
– Может, он и выставил, и поставил. Мы же не знаем.
– А чего мы знаем?
– Да ничего мы не знаем! – Я в сердцах топаю ногой.
Воздух в центре кабинета идет рябью, и перед нами предстает голографическое изображение Распутина в окружении непрерывно движущихся вокруг него цифр.
– Здравствуйте, – хорошо поставленным голосом произносит голограмма. – К вам обращается Григорий Ефимович Распутин. Здесь и сейчас меня нет. Если вы пришли в гости, нажмите «один». Если вам нужна помощь, нажмите «два». Если вас интересуют мои сокровища, подите прочь, предварительно нажав «три». Если у вас иной запрос, нажмите «четыре».
– Нажмем? – спрашивает мой напарник, кивком показывая на цифры.
Я колеблюсь, а голограмма продолжает:
– Если вы ничего не успели нажать, бегите, глупцы!
Мы с напарником переглядываемся, а там, где была фигура Распутина, возникают два дюжих черта.
– А вот и охрана, – констатирует Андрюха и обращается к чертям: – Ребят, закурить не найдется?
– Обычно после такого вопроса начинают бить. – Первый черт озадаченно чешет лоб между рогов.
– Они – нас? – Второй указывает когтистым пальцем сначала в нашу сторону, потом себе в грудь. – Должны же мы – их.
– Никто пока никому ничего не должен, – перебивает его мой напарник. – Раз огонька не найдется, может, на пару-тройку вопросов ответите?
– Я – наблюдающий, – подключаюсь я, – и мои наблюдения показывают, что у вас здесь творятся нарушения на уровне сил. Так что в ваших же интересах рассказать, кто здесь бывает и что делает.
– Надо же! Целый – пока еще – наблюдающий! – восклицает первый черт. – Ладно, так уж и быть, скажу вам по секрету: бывают всякие, но никто здесь ничего не делает, кроме нас.
– И тайны Распутина тоже вы, что ли, разгадываете? – усмехается Андрюха. – И по шкафам у него вы роетесь?
– Да! – внезапно дружно кивают черти.
– Скучно же, – поясняет первый. – Кроссворды разгадывать надоело, а хозяйские секреты – в самый раз. Почему бы не поглядеть, чего у хозяина в закромах водится. Особо интересное можно и реализовать за достойное вознаграждение.
– Любопытный прецедент, однако… – растерянно тяну я. – Значит, вы и есть нарушители…
– Мы – магические контрактники, – развязно сообщает второй черт.
– Ваш контракт, скорее всего, такого не предусматривает, – тактично отзываюсь я.
– И что? – интересуется первый черт.
– И то: это нарушение!
– Давайте уже драться, – предлагает второй черт и материализует на ладони огненный шар. – Ты, кажется, огоньку спрашивал?
Фаербол летит в моего напарника, но тот стремительно отклоняется. Огненный шар врезается в стену и рассыпается мелкими искрами.
– У тебя есть навыки огневого боя в закрытом помещении? – уточняю я у Андрюхи, пока черти разминаются и с ленцой швыряют огненные шары поверх наших голов.
– Нет, – торопливо отвечает он и выпаливает: – Слава, пригнись!
Я опять мешкаю, напарник отталкивает меня в сторону, и предназначенные мне фаерболы попадают в буфет, разбивая стеклянные дверцы. Заключенные на полках артефакты с радостными воплями (ей-богу, не вру, предметы вопили и верещали!) вырываются на свободу. Под ноги чертям падает круглое черное зеркало. Оно подозрительно долго вращается вокруг своей оси, а потом из него вырываются щупальца, хватают магических контрактников за ноги и утаскивают в черноту. После этого зеркало замирает и аккуратно ложится черной стороной на паркет.
Андрюха удивленно смотрит на зеркало, переводит взгляд на меня, выпрямляется… и на него рушится все оставшееся содержимое буфета. Напарник пытается увернуться, но спотыкается об упавшие артефакты и растягивается на полу. Я бросаюсь к нему, но быстро понимаю, что ничего ужасного с моим спутником не случилось.
– Распутин нам еще спасибо скажет, – тоскливо говорит Андрюха, когда я сажусь рядом и склоняюсь над ним. – Избавили его от недобросовестного персонала. Надо будет с него компенсацию потребовать, когда он появится в здесь и сейчас. Я по милости его контрактников чуть инфаркт не получил и хорошо, шею не свернул.
– Ты только не умирай, – сдерживая улыбку, прошу я.
– Как ты там говоришь: не дождетесь! – заявляет напарник.
– Учти, мне будет тебя очень не хватать.
– Не переживай, стану приходить к тебе по ночам и выразительно греметь цепями.
– Какие цепи? Ты же призрак опера!
– Виноват. Буду греметь наручниками и зачитывать Уголовный кодекс, – улыбается он и так резко садится, что я едва успеваю отпрянуть, иначе мы точно столкнулись бы лбами и производственная травма была бы у меня.
– Ты чего творишь?! – возмущаюсь я.
– Восстаю из мертвых, – отвечает Андрюха и нахально ерошит мне волосы.
Я скептически фыркаю, но не сопротивляюсь.
От автора
В нашем сериале уже упоминалось место, где убили Распутина. В этой же серии читатель знакомится с локацией, где «сибирский старец» жил и работал.
Сибирский крестьянин Григорий Ефимович Распутин стал всемирно известен благодаря тому, что был другом семьи последнего российского императора Николая Второго. Он приобрел репутацию ясновидящего и целителя.
Квартира Распутина в Петербурге находилась в доме 64 по Гороховой улице. Здесь он жил и здесь же принимал посетителей, шедших к «старцу» с запросами. В наши дни в человеческой реальности квартира превращена в музей, так что при желании ее можно посетить и увидеть все своими глазами: многие предметы сохранились в квартире с тех исторических времен.
Андрюха, у нас… Изнанка пути
– Что-то ты сам на себя не похож, – цедит наблюдающий, внимательно разглядывая меня печальным и, как мне кажется, разочарованным взглядом.
– Это апгрейд. Или апдейт, – говорю я, тем самым напоминая ему о встрече с Раскольниковым и Пиковой дамой, когда последняя и попеняла мне на несовременный вид. – Не нравится?
– Нравится, но, по-моему, это какой-то другой персонаж, – кривится Славка.
– Значит, Пиковой даме можно, а мне нельзя? – возмущаюсь я. – Она в деловом костюме все равно графиня, а я, значит, больше не Андрюха?
– Да, – тоскливо соглашается он. – Я вижу кого угодно, только не Андрюху. Андрюха – это не деловой костюм, это прикид из девяностых, в крайнем случае форма. Ты перестал быть собой!
– Андрюха – это состояние души! И вообще, ты сам говорил, что тебе все равно, кто я и как выгляжу!
– Все равно, но не настолько же. Есть сложившийся образ тебя как персонажа, а ты… ты… – распаляется Славка, потом затихает и устало машет рукой. – Ладно, проехали. Раз тебе важно, апдейт засчитан.
Между нами повисает неудобное молчание. Мы идем вдоль ограды Смоленского православного
