Было также необходимо предупредить матушку, к ней и направилась Зоэ-Моник; обнаруженный полупустой небольшой амбар за фермой, который ранее явно предназначался для более крупного, чем свиньи, скота и хранения сена, родители переоборудовали под конюшню, устроив Кристель настоящий отель со всеми удобствами, намереваясь позднее купить для лошади друга.

Газовый фонарь раскачивался над дверью амбара, тихо поскрипывая, внутри было прохладно, пахло сеном, мышиным пометом и влажной грязью. Кристель, прядя ушами, подняла морду, завидев гостью, толстые темно-коричневые губы шевелились, как будто лошадь о чем-то говорила сама с собой. Элайн нигде не было видно, похоже, она уже закончила здесь свои дела и отправилась в дом. Моник хотела было последовать примеру матери, как услышала за дверью черного хода несколько голосов.

Осторожно подкрадываясь, она различила спокойный голос Элайн, но с кем женщина могла говорить в столь поздний час? Шаги матери приблизились к входу, дверь приоткрылась, но та не спешила заходить. Воспользовавшись заминкой, Зоэ-Моник спряталась за кипу сена, как раз вовремя, женщина бросила кому-то вслед: «Не бойся, Зоэ ни о чем не узнает», и двинулась к выходу, по пути повесив на низкий столб пустое ведро.

Сердце колотилось словно заведенное, Моник двинулась следом за матушкой, отбиваясь от быстро сменяющих друг друга мыслей и вопросов. О чем она не должна узнать? Что задумала Элайн? Знает ли отец, кто прячется за их зернохранилищем?

Крадучись, девушка вышла из амбара, аккуратно прикрыв за собой дверь, и вздрогнула, когда перед ней из ниоткуда выросла фигура матери. Женщина сузила глаза, пронзительным взглядом одарив дочь.

– Вот ты где, я всюду ищу тебя. Что ты там делала, Зоэ-Моник?

Обычный вопрос, показавшийся зловещим в данной ситуации. Сглотнув, Моник окинула взглядом двор, не зная, как реагировать и жить в мире, где детям предстоит бояться ко всему прочему и собственную мать.

– Я… тоже искала тебя.

Элайн Мелтон-Гобей заинтересованно и немного удивленно посмотрела на дочь, приподнимая левую бровь.

– Я видела, как между деревьев прятался тот сумасшедший старик с обожженным лицом. Отец пошел посмотреть, и его нет уже долго.

Лицо женщины мгновенно лишилось красок, казалось, она не знала, куда бежать, чем занять обеспокоенный мозг и руки.

– Хорошо, да, я должна убедиться, что с Эгоном все в порядке. Э-э, не могла бы ты помочь мне?

Моник кивнула, пряча руки за спину, чтобы скрыть дрожь.

– Я, похоже, оставила за амбаром лопату, пожалуйста, принеси ее, на всякий случай.

Девушка похолодела от слов матери, представляя самые ужасные сцены, какие только можно вообразить. Что будет, если отец убил того мужчину? Они закопают тело на территории фермы и забудут об этом, как о страшном сне? Быстрым шагом Элайн двинулась в противоположную сторону, Моник же, выждав мгновение, чтобы собраться с духом, отправилась за лопатой.

Рывком девушка открыла дверь и остолбенела, перед ней оказался небольшой дворик, огороженный все тем же низким кособоким забором, а вокруг костра, смеясь и громко переговариваясь, расположилась компания существ.

– Что? Как вы все здесь оказались?!

Увидев девушку, ребята приветливо помахали ей руками, Леони торжественно подняла вверх упаковку сосисок, обнажив в широкой улыбке клыки. Вместо сидений Арлетт и Оливье использовали полусгнившие пеньки, насаживая сосиски на обычные ветки айвы, тогда как Эрве, присев на корточки у огня, томил их до золотистой корочки. Беньямин тоже оказался здесь, в его руках было несколько уже готовых сосисок, одну из которых парень тут же протянул Моник, сверля ее таким взглядом, будто перед приготовлением полил еду ядом.

– Мадам Гобей после прослушивания пригласила всех нас в гости, мы не смогли отказаться. Считай, что мы уже соскучились!

– Знала бы ты, какие вкусные сосиски у твоей матери, пальчики оближешь! – дополнила ответ Оливье Дюбе Леони с набитым ртом. Запах жареного мяса достиг Моник, она сглотнула вязкую слюну, понимая, насколько проголодалась. Вот с кем говорила Элайн и что именно утаивала. Как можно было подозревать собственную матушку в коварном заговоре? Интересно, в порядке ли отец?

– Фу, Леони, прозвучало просто ужасно.

Подруга развела руками, держа в зубах остатки сосиски. По дворику прокатился легкий смех. Сердце сжалось от любви к матушке и всем присутствующим, становящимся близкими. Откусывая от ароматной мясной палочки, Зоэ-Моник с трудом смогла проглотить пищу, подступающие слезы перекрыли путь к желудку.

Закусив губу и вертя в руках местами обугленную сосиску на палке, девушка почувствовала, как на плечи легла чья-то кофта. Эрве Дюшарм обнял ее, окутав своим ароматом, который было трудно описать словами, но девушка тонула в нем, словно в густой траве, щекотавшей лицо.

– Спасибо, спасибо вам всем за то, что вы здесь.

Отсалютовав своими палками, ребята улыбались, чувствуя единение. Чета Гобей заглянула на минутку сообщить, что никаких непрошеных гостей обнаружено не было, предложили котелок со свежезаваренным чаем и удалились, чтобы не смущать подростков, позволив им пообщаться наедине.

– А мне вот интересно: кто-нибудь из вас увлекается магией, помимо способностей?

Друзья переглянулись, ожидая, когда прозвучит ответ, однако все молчали. Моник повернула голову, взглянув в глаза Эрве, но тот покачал головой, реакции были искренними, как показалось девушке. Чувствуя тепло тела парня, она ощущала себя счастливой.

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто, без особой причины.

Оливье потянулся за новой сосиской и опрокинул свой уже остывший чай на одежду Леони, которая, вскочив с места, принялась кричать и ругаться, чем насмешила остальных.

– Боже, моя мать убила бы меня, приди я в таком виде, – беззлобно прошептала Арлетт Пинар под извинения Оливье Дюбе, помогая подруге большими листами лопуха убрать лишнюю влагу. Хихикнув, Зоэ-Моник встретилась взглядами с Беньямином, молчавшим все время, пока они находились во дворе. Его пребывание здесь было странным, он, кажется, всегда держался особняком ото всех, удивительно видеть парня сейчас в компании, впрочем, дискомфорта, похоже, он не испытывал. Карие глаза, в которых отражался огонь от костра, неотрывно следили за Моник, ветер трепал волосы парня, и в душе девушки вдруг скользнуло узнавание. Смутное чувство, дежавю, словно далекий образ силуэтом явился и исчез в сумерках, хотя девушка была уверена, что не сталкивалась с ним в Венгрии. Моник встрепенулась, когда Эрве сжал ее плечо крепче, она улыбнулась парню.

– Моим родителям наплевать, в чем я прихожу, и даже если не приду, они едва ли заметят. Ты же знаешь. Это твоей матери лишь бы контролировать то, как ты одеваешься и учишься.

– Да, но то, что я чувствую, не имеет для нее никакого значения.

Леони выглядела так, будто с течением лет переживания касательно родителей истерлись, словно гладкая галька,