мужчина пронес сквозь все годы, отравляла только его. Мира не сказала об этом Славе, но у нее было ощущение, что они с Алексеем были даже немного похожи. Прочитав его историю, ей показалось, что она может понять его одиночество. Возможно, было глупо сравнивать их истории. У каждого были свои проблемы и в детстве, и во взрослой жизни. Говорить о том, чья боль сильнее было бы неправильно. Просто Мира не могла не испытывать печали по поводу Румянцева. Она думала о том, могла бы она ему как-то помочь. Может быть, если бы он попробовал измениться? К сожалению, она не могла помочь ему против его же воли. Румянцев не хотел бороться с тем мраком, который полностью окутал его сердце и душу. Он подверг опасности магов и нарушил баланс между Явью и Навью. Разве можно испытывать жалость к человеку, который не испытывает ее к остальным?

Мира думала о том, что Алексей разрушил ее убеждения, которые когда-то ей казались незыблемыми. Мира знала, что существуют хорошие и плохие вещи, но она никогда не задумывалась в каких пропорциях. Она думала о том, что, то государство, которое буквально воспитало и взрастило ее, всегда было справедливым и правильным. Но, похоже, что справедливость была той роскошью, которой могли похвастаться не все люди. Она жила в своем мире: правильном, но ограниченном. Жизнь за его пределами гораздо более несправедливая.

Мира чувствовала, что она должна доказать, по крайней мере себе, что света в этом мире больше, чем тьмы. Даже если с каждым ее шагом, старые убеждения разрушаются, на их месте вырастит что-то другое, гораздо более устойчивое.

Легкий январский ветерок, гуляющий по пустым коридорам заброшенной больницы, развевал черную ленту, обвязанную вокруг красных гвоздик. Букет одиноко лежал на письменном столе в некогда рабочей лаборатории.