Шатающийся скелет Княжич настиг в несколько шагов. Взмахнул мечом и красиво срубил череп нечисти, чуть не упав. Удар требовал силы. Кости у Эболы были крепкими.

Вторая особь завизжала, бросила колдуна и ринулась к мертвецу. Дальше дело обстояло намного легче. Колдун нагнал её, взмахнул мечом и вторая упала на землю, не добежав до первой. Её голова, откатившись, стукнулась с головой первой особи и они замерли, даже после смерти будучи вместе.

Лучезар замер, тяжело дыша. Взгляд то и дело блуждал по «полю боя», выискивая противника. Мысли в голове, как шарики, то и дело метались то туда, то сюда. Всё закончилось неожиданно. Даже сердце было против этого. Гулко билось и ждало удара в спину…

Первая кто к нему бросилась, конечно же, была Служанка. Поскальзываясь на вязкой крови смешанной с талым снегом и грязью, спотыкаясь и что-то бормоча, она подбежала, подхватила его под руку, закинув её себе на плечо, заглянула в глаза. Спрашивала, как он себя чувствует, вела его к карете, всхлипывала, но не плакала. Снова дрожала, как осиновый листик на ветру.

И только тогда Княжич осознал — битва закончилась! В тот миг отстранившись от демонов, он впился взглядом в Служанку. Теперь — совершенно не кстати — можно было и спросить её: «Кто ты? Откуда?» Но язык не хотел ворочаться. Да и желание знать правду вдруг куда-то испарилось. Потому что совершенно неожиданно Лучезар вдруг почувствовал как приятно, когда о тебе заботятся. И когда эта забота от женщины… Сразу хочется прижаться сильнее и вдохнуть аромат щекочущих губы волос.

— Да уж, покалечили тебя, упырь, — проговорил колдун. — Я могу только облегчить боль и очистить раны, не более. На Родниковой развилке должен быть лекарь.

— Не стоит, — Лучезар с трудом разлепил губы и вытолкал эти слова. Попытался улыбнуться. Поймал себя на мысли, что колдун внимательно на него смотрит через прорези в огненной маске. Но стоит отвернуться от него, как вид маски и глаза ускользнут и сложно будет потом сказать: а был ли этот человек реальностью или же нет? — Доберёмся до развилки там спросим.

— Как хочешь, — коротко и безразлично бросил колдун и уже собрался отойти от них, когда Княжич сипло спросил:

— Далеко ли путь держите?

Они остановились на полпути к перевёрнутой карете. Братья дружно вытянули оттуда Дамиру, на которую тут же взъелась Елена. И сразу же стали переворачивать фургон.

— В Ладогор Снежный, — без особой охоты ответил колдун.

— Все в Ладогор едут. Мы тоже.

— Ясно. У нас своя дорога.

— Конечно.

— Ну так удачной дороги, упырь, — сказал колдун и махнул головой напарнику.

— Благодарю за помощь, путники добрые, — успел с трудом просипеть Княжич. Колдун ничего не ответил, лишь глянул на него, будучи уже на мертвеце, затем сжал бока ногами и скакун тут же полетел прочь.

Когда Дуэт скрылся за поворотом, Княжич забыл о них, но осадок остался. И этот осадок говорил ему, что помощь была, и что Дуэт был тоже. Зная этот осадок, можно обмануть отвод взгляда. Но только если ты сильный колдун. Или оборотень. Или упырь…

— Лучезар Андреевич, — позвала его Служанка. Она стояла у открытой двери в карету и махала рукой, будто желая чтобы он поторопился. Княжич не стал отказываться. Прошёл, шатаясь, вперёд, ступил внутрь и с благодарностью опустился на скамью. Внутри был беспорядок, но его это не волновало.

— Снимайте одежду, — сказала Служанка, открывая чемодан и выуживая оттуда, лежавшие на вещах бумажные пакеты. Откуда чемодан? Где его сумка? Но думать об этом Лучезару не хотелось. По телу растекалась боль и распространялся болезненный жар. Яд!

— Лучик, Лучик, — в открытую дверь заглянула заплаканная Елена. Княжич, скрипя зубами от боли, как раз стаскивал рубаху. В голове гудело и звенело. Рёбра ныли. Ныла шея. В желудке всё скручивалось. Ещё мгновение и завтрак вывалится наружу. — Можно я поеду с тобой? Мне так страшно… — Она не спрашивала, она говорила, поднимаясь по ступенькам и уже собираясь влезть внутрь.

— Нельзя, — грубо сказала Служанка, доставая из чемодана сменную одежду.

— Почему? А ты кто, старшая группы что ли? — проныла Елена.

— Елена, — это была Варвара. На этот раз она говорила спокойно, оно и понятно, битва из неё выжала все соки. — Иди в свою карету. Давай…

Подтолкнув сестру, она закрыла дверь, даже не глянув на них, и Лучезар этому порадовался. Елена что-то говорила, Варвара отвечала.

Уложив Лучезара на скамью, Служанка вытирала его тело от крови, промакивая рваным свитером и рубахой раны. Была она сосредоточена и… Зла? Но губы, плотно сжатые, всё равно подрагивали, что выдавало волнение. А он поймал себя на том, что смотрит на неё неотрывно, будто что-то хочет увидеть, что-то, что спрятано под простой внешностью.

Затем она сунула ему в руки рубаху, правда помогла ему надеть её. И снова уложила. Взяв свою дублёнку, накрыла его. И сердце Лучезара дрогнуло. Когда в последний раз к нему проявляли такую заботу? Вспомнилась мама. И Клара… И Милан… Вот Служанка смочила водой полотенчико и принялась отирать его лицо. На этот раз она была сосредоточена, а на бледных щеках проступал румянец.

— Можете закрыть глаза и немного поспать, — пробормотала она.

— Мнага, — буркнул он.

Милая…

— Вам что-нибудь нужно? — спросила она, закончив вытирать его.

— Крови, — машинально пробормотал Лучезар, глядя на то, как она аккуратно складывает в пакет пропитанные потом и кровью рубашку и свитер. Для чего?

— Я же вам говорю, выпейте мою, — нахмурилась она, твёрдая в своём решении.

И на этот раз Лучезар не стал отказываться. Неуклюже сев на скамье, он потянул её за руку, заставляя сесть рядом. Задрал повыше манжет рукава, не сильно, но с нажимом погладил руку, разогревая кожу. Какая узкая, нежная, хрупкая. Делать в этой мягкости и нежности две дырки… Лучезару стало неловко. Он ведь может потерпеть! Или нет? Не может. Лучше, пока в себе, испить крови, чем потом, когда рассудок помутнеет.

Он ещё раз провёл по коже, аккуратно держа в своей грубой руке её ручку. И снова подумал, а помнил ли он, какие запястья у других? И снова ответил себе: нет. И тут же подумал: а забудет ли он об этом запястье? Если да, то когда? А если никогда, тогда… Что это значит тогда?

— Ну же, — поторопила его она, и Княжич поднял на неё больной, уставший взгляд. Сидела вся пунцовая, но опять