сковывал душу, не позволял дышать. 
Лёжа с открытыми глазами на боку, я вслушивалась в тишину.
 Шорохи, скрипы.
 Потянуло сквозняком, и раздался глухой удар.
 Утро! Пора подниматься.
 Но сил совершенно не было. Словно и не спала вовсе.
 Храм оживал. Слышны были шаги и негромкие голоса жриц.
 А я всё лежала и таращилась на стену.
 Такая пустота на душе, казалось, там ветер витал, вымораживая всё.
 Скрипнула дверь, кто-то коснулся моего плеча. Обернувшись, я уставилась на Светлу – повариху, что вчера накормила меня. Приставив палец к губам, она протянула мне серое платье.
 Спешно одевшись, я пошла за ней. Миновав длинный узкий коридор, мы вошли на кухню. За тёмным массивным столом понуро сидела Смэка, обняв себя за плечи, молодая женщина раскачивалась в такт собственному мычанию. Этот звук пробирал до костей.
 Чуть в стороне от неё как мышки ютились девочки, которых Светла прикармливала втайне от жриц. Того, что давали на завтрак, детям явно не хватало.
 Повариха провела меня дальше и усадила возле печи. В руки мне вручили деревянную тарелку с чищенной варёной рыбой.
 «Ешь» – жестом показала Светла и, отвернувшись, вышла из комнаты. Смэка продолжала мычать, её безумие становилось всё заметнее. Сглотнув, я быстро уничтожала рыбу, даже не чувствуя её вкуса.
 А в голове роились мысли одна другой тревожнее.
 Раньше повариха так себя никогда не вела. Светла женщиной была крайне замкнутой. Ни с кем не сближалась, редко проявляла эмоции, а уж про заботу, и говорить не стоит. Её душу трогали лишь дети.
 Пока я пыталась понять причины её поведения, миска опустела.
 Заглядывая в неё, пыталась понять, а что ела-то? И ела ли вообще? Голод мой никуда не делся.
 Поставив миску на стол, огляделась. Тарелки для пленных на разносе. В них плескалась мутная зеленоватая жижа.
 «Отнесу» – Смэка вскинула голову и, перестав мычать, с силой ударила себя по груди.
 Я кивнула и, потянувшись, поймала ее запястье, чтобы не била себя больше.
 С улицы донёсся звон, призывающий на завтрак.
 Вернулась Светла. Достав деревянный бочонок из-под лавки, она протянула его мне. Открыв, я обнаружила в нем узкие полоски рыбы.
 «Наживка?» – прищурившись, я вопросительно глянула на женщину.
 Немного подумав, она взяла дощечку и спешно написала: «Пустая не возвращайся. Верховная пророчит тебя в жрицы, остальным это не нравится, они ведь высокородные».
 Теперь стало понятно, чего на меня так окрысились. Злобно оскалившись, я тяжело вздохнула. Вот чего мне не надо, так это становиться одной из этих бездушных тварей.
 «Твой обряд уже скоро, – на дочечке появилась новая запись, – придумай что-нибудь, но не отдавай невинную кровь алтарю».
 Прочитав такое, удивлённо уставилась на женщину, что прожила здесь всю свою долгую жизнь. Она кивнула, подтверждая свои слова.
 В коридоре послышались разговоры.
 Схватив тряпку, Светла обтёрла дощечку.
 Вошедшие на кухню жрицы злобно покосились на меня.
 Что ты тут крутишься, лютая? – рявкнула Тлара. – Пошла завтракать, а после – в лодку. Посмеешь явиться последней и без добычи – всю ночь на углях стоять будешь. Ясно тебе?
 Скривившись, я вышла из помещения, делая вид, что их вообще не существует. Но то, чем поделилась со мной Светла, взбудоражило. Послушницы не становятся жрицами. Никогда. Но и кухарка врать бы не стала. Тогда что происходит?
 Я нутром чувствовала, что правду мне донесли. Это и пугало.
 Послушницы – это рабыни, магически одарённые женщины, чьё призвание – облегчать жизнь жрицам. Женщинам, которых попросту сослали сюда близкие. Неугодные жёны, ненужные дочери, что родились вперёд своих братьев, матери, о которых никто не желал заботиться. По сути, и они, и мы заложницы храма с той лишь разницей, что наш удел угождать.
 Позавтракав в общей столовой, медленно поплелась к лодке.
 Странная тревога терзала душу. Я поймала себя на том, что постоянно оглядываюсь. Остановившись, подняла взгляд на второй этаж.
 Пленника видно не было.
 Это огорчило. Непонятное чувство, словно в нем что-то родное. Забытое. Или обретенное?! Мои мысли постоянно возвращались к этому Северянину.
 Тряхнув головой, я заставила себя идти к воде.
 Забравшись в лодку, проверила снасти, поставила бочонок со свежей наживкой и, оттолкнувшись от берега, отплыла одной из первых.
 Густой туман необычно низко стелился над землёй.
 Безмятежная водная гладь серебрилась.
 То тут, то там у берега слышались всплески, но я не решалась остановиться. Искала чистый участок, чтобы хотя бы видеть, куда кидаю снасть и что передо мной.
 Мне снова не везло.
 Обогнув небольшой островок, я закинула крючок с грузилом в воду. Наблюдая за палочкой, что должна была дёрнуться в случае поклёвки, почувствовала страшную слабость.
 Глаза слипались.
 Спина, что не мучила меня с утра, вдруг вспыхнула огнём. Я понимала, что происходит что-то странное, но нечто удерживало меня на этом месте.
 Зашумели деревья. В их кронах метался ветер, бросая в воду жёлтую, красную листву.
 Палочка слабо дёрнулась, я напряглась, но ничего.
 Сражаясь с дремотой, поёжилась. Становилось холоднее.
 Палочка снова дёрнулась, её сильно потянуло вправо. Ухватившись за верёвку, я потянула и тут же ощутила сильнейшее сопротивление. Чтобы не попалось на мой крючок, оно было немаленькое.
 Началось сражение. Понимая, что без улова меня ждёт наказание, я, не жалея рук, тащила свою жертву к лодке. Она сопротивлялась. Встав на колени, я яростно наматывала верёвку, ощущая, как она режет мою ладонь. В воду одна за другой падали капельки моей крови, но я не обращала на это внимания.
 Выбиваясь из сил, следила за тем, чтобы моя жертва не соскочила с крючка и чтобы верёвка не оборвалась. На поверхности показалось белоснежное брюхо.
 Я никогда прежде не ловила такой огромной рыбы, мне её словно туман послал.
 Полностью сосредоточив на ней своё внимание, не замечала ничего вокруг. Наконец, подтащив рыбину к борту лодки, удерживая верёвку в окровавленной руке, достала дубинку и, размахнувшись, ударила.
 Один раз, второй, третий.
 Речной монстр обмяк и прекратил сопротивление.
 Потянувшись, я попробовала затащить его в лодку и чуть не упала в воду, прогнувшись под тяжестью своего улова.
 Только спустя пару минут мне удалось втащить рыбу за хвост.
 При этом я сама обессиленно упала рядом.
 Руки страшно жгло, спину ломило, а по коже гулял странный холодок.
 Именно он и привёл меня в чувства. Распахнув глаза, я уставилась в туманное небо. Оно в ответ смотрело на меня глазами чистых сияющих душ.
 Поднялся ветер, его порывы раскачивали лодку.
 Сжав в руках весло, вдруг осознала, что просто не могу пошевелиться.
 Поднялись волны, лодку несло вперёд.
 Заледенев от ужаса, я выдохнула облачко пара.