– Ой, ну это ты у нас любитель хвалиться охотой на нечисть, – поддел я, – вот и давай, ораторствуй.

Вечером того же дня

– …И я навешиваю этому здоровяку-этруску, – я запрыгнул на стол под всеобщий хохот и изобразил удары на туше жареного кабана, – а он сильнее и крупнее меня…

– Крупнее тебя? – со смешком изумился Ханон. – Наверное, тот ещё кабан!

– Кабанище, – подтвердил я. – Один – почти дохлый, а второй – скоро им станет. Представьте! И стал!

– Жаль весталку. – Абидаастар, подпирая колонну вдалеке, поднял золотой кубок, украшенный орнаментом и камнями.

– Ну что нам, в самом деле, предаваться печалям в столь весёлый вечер! – Смуглый плечистый Ганнибал, одетый в тунику цвета морской волны, сузил в улыбке глаза в цвет одежд. – Лично мне понравилась история про то, как вы проснулись с «мёртвой» проституткой в лацийском порту. Я бы, – глубоко посмеялся он, – и при многочисленных боевых заслугах растерялся бы. А вы молодцы, юноши! Ни Орка, ни жуткой Харибды не убоялись!

– Как предсказуемо, что ты, дорогой Ганнибал, из всех бравых историй, в которых мальчики ходили по острию клинка, переживали потери и смерти, выбрал сцену с продажной женщиной. – Астарбел, подперев подбородок изящными пальцами, даже не взглянула на соперника. Она улыбалась Ливию, потреблявшему со свойственным лишь ему остервенением голени фазанов и крылышки дятлов. – Вы нас потешили, Луциан и Ливий, я давно столько не смеялась и не переживала. Достойные потомки Энея, если не брать ту часть его жизнеописания, где он бросает нашу царицу, Дидону, с безумным горем от потери.

– Госпожа Баалшамем, как и все сенаторы Карфагена, – сподвижница Дидоны, – пояснил Ганнибал. Он сидел слева от Ливия. – Мы считаем добрым знаком, что вы прибыли под парусами либурны, названной в честь величайшей царицы! Ну что ж, – зычно объявил он, – давайте же выпьем за великий путь, который вы преодолели, чтобы прибыть на славные земли, что вспахали и обогатили наши пращуры и защищают от катастроф вечные Баал-Хаммон и Танит!

Я спрыгнул и сел рядом с Ливием. Он пытался проглотить всё то, что напихал за щеки, и подставлял серебряный бокал под вино, которое разливали слуги. В моём плескалась вода. Когда все выпили, Астарбел, сидевшая рядом со мной, предложила насытиться и отдохнуть, прежде чем перейти к деловым вопросам.

– Что-то ты ни слова не проронил, шельма. – Я пнул Ливия в бок.

– Ты шам шправился. – Он ел птичьи ножки с двух рук, как варвар.

– Ты отвратительный, – усмехнулся я, закинув в рот оливку. – Не подавись. Я не буду прочищать твой желудок, как когда ты нахлебался воды из фонтана.

Взгляд Ливия остановился, а руки выпустили обглоданные кости. Он вытер пальцы, вздохнув. Я невольно повторил.

«Сколько же мы всего пережили».

Мои лёгкие наполнял аромат моря и диковинных цветов. Мы ужинали под сенью гигантских кипарисов, высаженных вдоль садовых дорожек, меж которых бродили птицы. Как только нас пригласили на приём в саду, я испугался их – переливались сине-зелёным, как морские раковины, глядели чёрными глазами, обрамлёнными ресницами… Их хвосты, раскрываясь, походили на глазастое панно. Когда птица, которую назвали павлином, распустила травянисто-зелёный хвост, он образовал пушистый нимб вокруг неё. Все рассмеялись, что я попросил копьё, желая убить невидаль. Мне объяснили: содержать царских птиц – признак богатства, они были предметами декора и красивыми питомцами.

Сенаторы рассказали, что павлин, гарцующий в саду, – пьяница, и даже дали ему запустить клюв в амфору. Он засунул голову и налакался вином, а потом, путаясь в лапах, побежал по своим делам, чем развеселил всех без исключения.

После общения с пьяными павлинами нас наконец пригласили к трапезе. Я сел за длинный стол, покрытый льняной скатертью. Он ломился от яств! Ливий, конечно же, не был бы Ливием, если бы не накинулся на птиц, жареную рыбу, мясо, хлеб с оливковым маслом и амфоры с местными винами.

– Ты не думал… – начал он, опустив глаза на кольца, что нервно покручивал на пальцах. – Ну… Чем мы займёмся, когда спасём Рим?

– Нет, – с усталым раздражением ответил я. Не любил излишние вздохи, да и ответа не знал. – Буду помогать отцу по хозяйству, может, ремесло какое освою, открою мастерскую. А ты, как и прежде, продолжишь служение Царём священнодействий. – Я потёр ножку кубка. – Женишься на царице, будешь объявлять календы и общаться с богами… – Я посмотрел наверх: Ливий резко встал. – Куда ты собрался?

– Умыть руки, – резко ответил он и перешагнул скамью.

– Да что с ним, в самом деле? – фыркнул я вслед удалявшейся фигуре и подпёр щёку кулаком. – Как отплыли, сам не свой. Всё пытается что-то сказать, но как язык проглотил. Грешные ларвы!

Я спохватился, что болтаю сам с собой, и раскрошил в ладони ореховую скорлупу в труху. Высыпал на блюдо.

– Между героями не всё гладко, да? – спросила Астарбел, надкусывая финик.

Я взглянул на её стан: рыжие волосы стянуты золотыми нитями в причудливой причёске, серьги, как и ожерелье, утопавшее в провале меж выдающихся грудей, инкрустированы лазуритом. Белое платье, обшитое золотыми лентами, струилось вдоль величественного тела, обдуваемого тёплым бризом.

– Я хотел бы соврать, дева, но не стану. Мы бывшие друзья.

Она звонко рассмеялась, и у меня вспыхнули кончики ушей. Вот я дурак, конечно, какая же она дева, она почти принцепс!

– Прости, госпожа.

– Меня до слёз трогают простые и честные люди вроде тебя, Ливий.

Сдержался, чтобы не поморщиться. Надоели эти рукировки с именами.

– Просто Астарбел, – улыбнулась она, и её глаза стали цвета вечерних кипарисов. – Друзья Нумы – и мои друзья тоже. Видно, у вас не самая завидная судьба, раз вас прокляли.

Мои глаза стали размером с драгоценности в её ушах.

– Не переживай, я никому не скажу, – она понизила голос, наклонившись, – ты ведь опьянел прямо на глазах, а в рот ни капли не берёшь. – Она щёлкнула по моему кубку с водой. – А пока ты спал, Луциан прокрался в дворцовое святилище Астарты и украл молельную табличку. Он, конечно, вернул её с рассветом, но я проследила за ним, ибо плохо сплю из-за плача малыша… да, – её голос сделался ещё тише, – недавно я родила, но это секретик.

– Почему же ты не прогнала нас? Мы не лучшие гости. – Я свёл брови к переносице. – Зачем делишься тайнами?

Астарбел улыбнулась, кутаясь в шаль, которая скрывала плечи, покрытые бледными веснушками. Она отодвинулась и пригубила вино. Подтерев капли в уголках губ, ответила:

– Гостей откровеннее и добрее вас не было со времён прибытия римского флота. Нума Помпилий прибыл договориться об установлении торговых отношений и привёз множество даров. В