– Посмотрим. Как пойдет.

– Что пойдет?

Сложные вопросы она, видимо, задает, потому что он ставит в тупик даже всегда рассудительного, думающего на сто шагов вперед Чжоу Ханя.

– Мы правда пока не думали.

– Ладно. Но вы только не пропадайте, скажите, если захотите уехать.

Сунь Ань мягко ей улыбается.

– Хорошо.

А потом он покрепче перехватывает сумку и ускоряет шаг.

* * *

Чжоу Хань спит с самого вечера до обеда следующего утра. Засыпает он еще в момент, когда Сунь Ань собирается читать Ван Сун письмо, уткнувшись Сунь Аню носом в плечо и бормоча что-то про то, что обязательно нужно разобрать сумки. Сначала Сунь Ань так и сидит, только поправляет его голову, потом перекладывает на подушку и иногда проверяет, не свалился ли он с нее.

За это время Сунь Ань не успевает ровным счетом ничего: прочитать Ван Сун письмо, напоить ее чаем, разобрать одну сумку, поссориться со слугой, который слишком громко ходил по этажу, а потом тоже заснуть. Когда он просыпается, Чжоу Хань по-прежнему тихонько лежит на подушке, так, что он едва перебарывает в себе желание проверить, дышит ли еще Чжоу Хань.

Сунь Ань ходит по комнате, еще раз перекладывает разобранные вещи, а когда Чжоу Хань наконец-то встает, приветствует его фразой, которую из вредности репетировал с утра:

– А я говорил, что нужно было на корабле спать.

– На нем спать невозможно, – фыркает Чжоу Хань. – Как будто пьяный.

– Ну, это да, – соглашается Сунь Ань. – Зато качается хорошо, будто убаюкивает. И как спалось?

– А когда я вообще успел заснуть?

– Почти сразу, как мы сюда зашли.

– Правда?

Сунь Ань кивает.

– Ван Сун довольно быстро ушла, так что ты ничего не пропустил.

Чжоу Хань вздыхает, поднимается и подходит к Сунь Аню, потирая глаза.

– Ощущение, что я всю ночь мешки ворочал, все болит.

– Тебя превратили в лисичку и отправили бегать по городам и соблазнять людей, – шутит Сунь Ань. – Сейчас будешь вещи дальше разбирать или пойдем завтракать? Только заказывать будешь ты, потому что я поссорился со слугой.

– Когда ты успел? – шокированно спрашивает Чжоу Хань.

– Вчера вечером. Он слишком громко мотался по коридорам.

– Ну-ну.

Несколько мгновений они молчат.

– Ты не жалеешь, что мы приехали сюда? – спрашивает в итоге Чжоу Хань.

– Почему же я должен жалеть?

– Сунь Ань.

– Что?

Чжоу Хань качает головой.

– Я же знаю, что ты не хотел ехать. И что тебе тут не нравится.

– Это не важно.

– Почему?

– Потому что ты хотел и это того стоило.

Чжоу Хань всплескивает руками, не находя слов.

– Иногда ты невероятно глупый, – в итоге говорит он.

– Но ты же рад, что мы приехали, разве нет?

– Рад, – кивает Чжоу Хань. – Но ты же знаешь, что это не так важно, потому что я был бы рад остаться в Париже, главное, чтобы ты тоже остался.

– Чушь какая.

Чжоу Хань говорил ему однажды что-то похожее – когда забирал из городской полиции после какой-то демонстрации. Сунь Ань тогда чувствовал себя самым несчастным на свете – он довольно часто попадал в такие ситуации, но за решетку его посадили впервые: до этого он осторожничал и дорожил возможностью жить в Париже, а тут как-то так вышло – и им уже выносят предупреждение. Когда они шли домой в тот вечер – точнее, уже ночь, – жались друг к другу то ли от холода, то ли от страха встретить еще кого-нибудь, на чью душу претендует полиция, Сунь Ань спросил, а что будет, если их правда вернут в Китай. А Чжоу Хань ответил, что ему все равно – главное, чтобы никто не пострадал.

Впрочем, как тогда унь Ань ничего не возразил – он упал на мостовую во время демонстрации, и от любой попытки в разговор голова начинала кружится, как и сейчас он ничего не не успевает сказать. Спорить дальше им мешает стук в дверь от того слуги – тот громко интересуется, планируют ли они что-то заказывать, а потом, получив ответ, шаркающими шагами начинает удаляться.

– Вот видишь! – кивает Сунь Ань в сторону порога. – Шумно.

Чжоу Хань хмыкает.

– Ты поэтому всю ночь почти не спал? – И касается пальцами его глаз – наверняка покрасневших, потому что заснуть-то он заснул, но долго не проспал: всю ночь какая-то муть снилась, и в итоге большую часть времени он просто пролежал, глядя в потолок.

Не спал, потому что сотню раз успел подумать над тем, какой плохой идеей было приезжать сюда, но Чжоу Ханю об этом знать не обязательно.

– Разумеется.

– И потому что волновался.

Он и так прекрасно это понимает.

– Да, – помучавшись, в итоге соглашается Сунь Ань, на что Чжоу Хань только вздыхает.

– Все обязательно будет нормально, я тебе обещаю, – тихо говорит он.

Так проходит еще неделя: они потихоньку обживаются, Чжоу Хань даже умудряется найти себе какую-то маленькую работу, встречаются в Ван Сун, и она знакомит их со своими подругами, Хуа Бай и Ло Хуан – те вызывают у Сунь Аня сложное, противоречивое чувство, смесь восхищения и страха, – а сам Сунь Ань даже набирается храбрости поехать к родителям.

А потом к ним вместе с Ван Сун приходит необычный мужчина. В нем странное все: походка, взгляд, одежды – изящные, богатые, но будто пришедшие из другого века; его взгляд сверкает мрачно и внимательно, он точно замечает все вокруг, хотя и хочет казаться незаметным и простым. У него две тени.

Он представляется У Вэем и улыбается цепко и чуть насмешливо, как обычно улыбаются жулики, подделывающие бумаги.

– Кажется, я вам не очень понравился, – замечает У Вэй.

– А ты еще вреднее улыбайся, точно никому не понравишься, – шепотом отзывается Ван Сун. Кажется, они неплохо знакомы. Неужели она его не опасается?

– Нормально я улыбаюсь.

– Как тот, кто уже придумал, кому скормить тела убитых.

В любом случае ворчание Ван Сун хотя бы немного разбавляет обстановку. У Вэй оказывается мужем Ло Хуан, и это немного объясняет ситуацию – видимо, так они с Ван Сун и познакомились, и нет ничего странного в том, что у такой внимательной и яркой девушки такой сложный странный муж.

– А чем вы занимаетесь? – интересуется Чжоу Хань.

– Сейчас я езжу по стране и восстанавливаю разрушенные храмы, – объясняет У Вэй.

– Наверное, это сложная работа.

– Ничуть, а мне еще и Ван Сун помогает.

– Правда? – удивленно хмурится Чжоу Хань.

– Да! Мы уже решили, куда поедем дальше, знаете, тут не так далеко начали строить железную дорогу, а проложили ее