Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 134

Долго думал Кэвин, потом взглянул на землю и наконец на Нэаля.

– Впереди осень, – промолвил Кэвин, уступая.

– И зима. Впереди зима, Кэвин.

– До весны, – сказал Кэвин. – Весной я уйду.

Яблоки были засыпаны в лари, колбасы коптились, старый дуб сбросил свою листву, и пошел снег. Граги сидел на крыше у трубы и оставлял следы там, где исчезали лепешки и подогретый эль, а по ночам он коротал время в компании волов и пони.

– Расскажи нам сказку, – попросил юный Скага Кэвина, когда все домочадцы собрались у огня. Поразительно, но Скага сам без посторонних просьб заготовил отрубей для скота на зиму, и с лета ни у кого ничего не пропадало. Скага стал задумчивым и рассудительным парнем, сильно привязавшись к Нэалю, а заодно и к Кэвину.

И вот Кэвин принялся рассказывать о зиме в Дауре и о том, как ураган ломал старые деревья; а Скелли припомнил, как однажды заблудился в таком буране. А потом, когда весь дом улегся – каждый в своем укромном уголке, а Барк с Эльфредой на своей огромной кровати на втором этаже, Кэвин сказал Нэалю, соломенный тюфяк которого лежал рядом с ним:

– Это зима молодых.

– Это война молодых, – ответил Нэаль.

– Они отняли твои и мои земли, – сказал Кэвин. Нэаль долго молчал.

– У меня нет наследника. И скорее всего, не будет.

– Ну что касается этого… – И теперь Кэвин замолчал надолго. – Это тоже дело молодых. Как зима. И война.

И после этого Кэвин уже ничего не говорил. Но наутро он как будто просветлел, словно с него свалилась какая-то тяжесть.

«Он останется, – думал Нэаль, поглядывая на Кэвина. – Хоть один человек из всех последовал за мной». Но потом он отогнал эту тщеславную мысль вместе с «господином» и «Керваленом» и закутался в теплые одежды, ибо надо было идти делать зимние дела. Дети играли в снежки, и Кэвин играл вместе с ними, крадучись обходя амбар вместе со Скагой. Нэаль видел, как Кэвин учит мальчика сноровке и бесшумным движениям. Дрожь пробежала по его телу – но ведь это были всего лишь снежки, а крики и вопли – выражением детской радости.

Граги взгромоздился на крышу, скинул пару охапок снега и, рассмеявшись, убежал прочь.

– Ха! – прокричал он, прячась за трубу. – Ха! Злобный!

– Исчезни! – завопил Кэвин, но засада была раскрыта и битва проиграна.

Поглядев на них, Нэаль отвернулся, но шум сражения и еще какие-то звуки продолжали долетать до него. Он обернулся, чтобы убедиться, что не ослышался, и глаза его подтвердили, что здесь по-прежнему не происходит ничего дурного. Довольный, Нэаль двинулся по своим делам.

III. Арфист

И снова пришло время сбора урожая. Серпы мелькали взад и вперед, оставляя за собой стерню. А к утру снопы были уже аккуратно связаны и стояли рядами; так что Граги спал весь день напролет и уплетал предложенную пищу за обе щеки. В этот год на хутор пришли две лани, прилетели только что оперившийся сокол, выпь, забрели трое лисят и отощавщая, раненная стрелой пегая кобыла – вот таких беглецов собрал у себя хутор. К осени сокол улетел, да и выпь тоже; лисята уже перестали играть у крыльца и уходили к самым границам хутора, следуя путем возмужавшего волчонка; а кобыла подружилась с пони, растолстела и залоснилась на сочной траве и зерне. Дети обожали ее и вешали ей на шею венки, которые она чаще всего норовила сбросить и съесть: она ела и ела и начала уже резвиться по утрам, словно наступила заря мирозданья и ни о какой войне никто и не слыхивал.

«Вот и еще одна душа излечилась от безумия», – думал Нэаль. Он полюбил эту кобылу за ее мужество, временами он ездил на ней без седла и поводьев, позволяя скакать, куда ей захочется, по полям и холмам. Ему нравилось снова ощущать себя наездником, а кобыла задирала хвост и то и дело ржала от радости, несясь, куда ее душа желала – от богатых пастбищ к прохладному ручью, от ручья – в холмы на солнцепек или снова домой в конюшню, к яслям с зерном. «Банен» – он называл ее – его прекрасная любимица. Ей нравилось возить его и детей, и Граги, который нашептывал ей слова, которые понимают лошади. Иногда она соглашалась, чтобы ее взнуздали, и тогда на ней ездил Кэвин под настроение и другие, но это случалось редко и получалось не так хорошо, потому что, как утверждал Кэвин, у нее была лишь одна любовь, и никто другой не мог завоевать ее симпатий.

Так что этот год оказался к Нэалю еще добрее, чем предыдущий. Однако это были еще не последние гости.

Этот последний пришел с песнями, сияя, словно медный таз, он спустился с пыльной каемки поля по тропе, протоптанной скотом, юнак, бродяга с мешком за плечами, посохом в руке и безоружный, если не считать кинжала. Волосы у него выгорели до белизны и, когда он шел, развевались по плечам от дуновений ветерка. Он пел:

Нэаль первым заметил его. Он чинил изгородь вместе с Барком, Кэвином, Лонном и Скагой.

– Смотрите, – сказал Кэвин, и все посмотрели, а потом перевели взгляд на Барка. Барк бросил работу и, подбоченясь, устремил взор на юношу, весело спускавшегося с холма, – казалось, Барка это совершенно не удивило.

– Вот еще один идет, сам не зная куда, – сказал Нэаль. В глубине души он чувствовал мелочное раздражение, что на хутор находит дорогу кто-то менее отчаявшийся, чем он сам, не столь израненный, как Кэвин, и не так оголодавший, как Банен или прилетевший сокол. То, что сюда можно было забрести случайно, просто так, разрушало все его представления о мире. Но потом он понял, что это низкие мысли, и в третий раз устыдился себя.

– Верно, кто-нибудь из эльфийского народа, – встревоженно сказал Лонн.

– Нет, – ответил Барк. – Он не из них. За спиной у него арфа, и поет он несказанно хорошо, но к колдовскому миру он не имеет отношения.

– Так ты его знаешь? – спросил Нэаль в надежде на то, что Барк укрепит его уверенность.

– Нет, – ответил Барк. – Я не знаю. – Не было среди живых человека с более острым слухом и зрением, чем Барк. Юноша был еще далеко, и голос его был едва слышен. Но пение, светлое и радостное, звучало все отчетливее, по мере того как он не спеша спускался к ним: на плече его и вправду была арфа. Она звенела в

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 134