но она другая.
У ворот в поместье я приглашаю Яо на чай, но он отвечает с улыбкой:
– Благодарю за гостеприимство, но я уже несколько дней не был дома. Мне надо срочно заняться там некоторыми вопросами. Да и не терпится скорее смыть с себя всю эту уличную пыль.
Я улыбаюсь в ответ.
– Понимаю. Спасибо, что проводили.
– Это меньшее, что я мог для вас сделать после того, как вы спасли жизнь моего лучшего друга.
– Однако, если бы не я, Джие вовсе не упал бы в реку.
Яо неуверенно переступает с ноги на ногу:
– Позвольте…
– Конечно, Яо?
– Мы с Джие дружим уже много лет, но я никогда не видел, чтобы он так себя вел с девушкой… – Яо переводит дыхание и крепче сжимает поводья лошади. – Вы очень ему дороги.
Мой пульс ускоряется.
– Он отдает все свое сердце тем, кого любит, – продолжает Яо. – Прошу вас, не будьте с ним небрежны.
– Разумеется. Вы же знаете, что для меня он добрый друг.
– Уверен, вы понимаете, что ему хочется большего. Доброго вечера, Миньсин.
Яо разворачивается и уезжает. Я провожаю его взглядом, и в груди у меня все бурлит. Не будьте с ним небрежны. Он как будто боится, что это я могу разбить сердце Джие.
– Синьар!
Я оборачиваюсь и вижу, что мама бежит ко мне от дома вместе с Юи, Нинь и Маи.
Мы бросаемся друг другу в объятия, такие крепкие, что у нас едва не перехватывает дыхание. Она все повторяет мое имя, уткнувшись лицом мне в волосы:
– Наконец-то ты дома, целая и невредимая, слава небесам!
Избыток чувств сдавливает мне горло, и я хрипло отвечаю:
– Извини, что заставила беспокоиться, мама.
– Ты вернулась, а это главное. Ты правда не пострадала? – спрашивает она, оглядывая меня с ног до головы.
Я киваю:
– Все в порядке, мам.
Близнецы тоже обнимаются. Нинь и Май подходят с нами поздороваться, и на их лицах написано облегчение.
Я беру маму под руку, и мы заходим в дом.
– Мы страшно переживали, когда услышали о происшествии на Элитной охоте, – рассказывает мама. – Королевский стражник пришел нам сказать, что тебя нашли живой, и с той минуты мы все ждали твоего возвращения.
– Прости, что не вернулась раньше, мам.
Она хлопает меня по руке:
– Понимаю, сначала тебе надо было предстать перед королем.
Для нас уже подготовили пир, и я наконец наедаюсь досыта. Потом все расходятся, и мы с мамой уединяемся в кабинете.
– Теперь расскажи мне обо всем, – просит она, усаживаясь напротив.
И я рассказываю, умолчав лишь о своей симпатии к Джие и наших поцелуях. Мама внимательно меня слушает, и ее лицо отражает все те чувства, что испытывала я сама. А затем берет мое лицо в ладони и говорит с такой пылкой гордостью, что у меня кровь бурлит в венах:
– Милая моя дочка, горячий дух солнца и ясное сердце луны.
Но я не раскрыла ей всей правды. Как она отреагирует, если узнает, что мы с Джие становимся все ближе? Мне страшно даже спрашивать. Вдруг она рассердится или разочаруется?
– Ты считаешь, что это твой дядя подослал убийцу, который стрелял в тебя у реки, – уточняет мама, мрачнея.
– Да, – отвечаю я, слегка нервничая, что она со мной не согласится.
Мама кивает:
– Я тебе верю. Следователи, которых мы наняли, уже выяснили, кто стоял за фальшивыми обвинениями в адрес Юи. И ты была права, синьар. Это твой дядя.
В ее глазах прибойными волнами смешиваются ярость и печаль.
Мое сердце болезненно сжимается, и я беру ее за руки:
– Прости, мама. Знаю, тебе тяжело от того, что твой родной брат желает нам зла.
– Он мне больше не брат после того, как поднял руку на мою дочь.
В мамином голосе еще сквозит боль, и, наверное, ее никогда не унять, но еще больше в ней решимости.
– Ему хочется заполучить наше богатство, но я раздавлю его прежде, чем он хоть как-то навредит моей семье.
Позже я ухожу к себе в комнату, и Фэй показывает мне, где спрятала рог куи. Нам надо скорее придумать, как от него избавиться, чтобы скрыть от чужих глаз навсегда.
Отходя ко сну, я все мучаюсь вопросами. Какая выгода Хансиню от нападения на лагерь? Но если он невиновен, зачем ему убегать?
* * *
На следующее утро Юнли приглашает меня в свое крыло дворца.
Джие тоже был там, когда я пришла. Он обнимает меня, и я чувствую, как напрягаются его мышцы под одеждой. Мне становится немного не по себе. Неужели случилось что-то плохое?
– Как ваша рана?
– Намного лучше после долгого отдыха.
– Я отослала служанок на ближайшие пару часов, – говорит Юнли и приглашает меня сесть рядом с ней на диван. Из трех чашек на черном деревянном столике идет пар. Я беру свой чай и отпиваю немного, чтобы слегка успокоиться.
– По какому поводу мы собрались?
Юнли прерывисто вздыхает и медленно отставляет чашку:
– Все наемники неожиданно умерли этой ночью. Одновременно.
Я ахаю:
– Как такое возможно? Их отравили?
– Нет. Лекари не нашли следов яда, и травмы от пыток во время допроса были несмертельными, – отвечает Джие, стуча пальцами по подлокотнику кресла.
– Твои подозрения оправдались, Миньсин, – говорит Юнли. – Наемники признались, что их привели в лагерь через магические порталы. И спутников Хансиня наконец удалось разговорить. Оказывается, его телохранитель Лонгзо обладает магией порталов. Напрашивается логичный вывод, что это он замешан в организации нападения.
На меня находит тошнота. Волна воздуха, которая ударила по мне в палатке… Неужели я почувствовала волшебную энергию от применения магии порталов? Как в тот раз, когда шестое чувство побудило меня взглянуть на запястье Лафне. И еще странное ощущение в тот день, будто за мной кто-то наблюдает…
– Хансинь бежал через портал? – предполагаю я, отбрасывая лишние мысли.
– Такое возможно, – соглашается Юнли.
– Если есть заклинание, которое переместило всех наемников в пространстве, вполне может быть и такое, что убило их всех одновременно.
Юнли мрачно кивает.
– Я навестил Кая, – говорит Джие. – Он настаивает на том, что невиновен. За Хансинем только следил, как нам приказали, и никаких связей с ним не имел. И наемников этих никогда не встречал раньше.
– Подозрительно удобно вышло, что наемники умерли только после того, как возложили всю вину на Кая, правда? – рассуждаю я.
– Кстати, о совпадениях, – замечает Юнли. – Отец уехал утром того дня и забрал с собой почти всю королевскую стражу. Он тогда плохо себя почувствовал, помните? Так вот, наши лекари изучили все, что подавали ему на завтрак,