— А что мне ещё остаётся? — усмехнулся я и очнулся.

Я лежал на полу в своей камере. Вокруг стояла тишина. С трудом подняв голову, я увидел удивлённо вылупившихся на меня сокамерников.

— Что, суки, уставились? А ну-ка поднимите меня и усадите.

Они нерешительно переглянулись. Потом один из них, кажется, его звали Фарах, подскочил ко мне, выполняя просьбу. Опершись на него, я с трудом поднялся и, пошатываясь, поковылял к ближайшей койке, на которой сидел незнакомый мне негр.

— Пошёл вон! — проскрипел я, и моя окровавленная рука схватила его за лицо. — Пошёл вон, — повторил, и мои налитые кровью глаза уставились в глаза этого негра. — Убью! — просипел я, падая на него.

Наверное, зрелище было не для слабонервных! Почти труп грозил убийством вполне дееспособному гражданину, гражданин же подался панике и стремительно уступил мне место. Я рухнул на кровать и забылся тяжёлым сном.

Через сутки я смог первый раз поесть, попить и справить нужду. Меня не трогали, лишь опасливо косились. Негры вообще очень суеверны, а я выжил там, где не всякий выживет. К тому же на следующий день капрала сбила машина, а Харама ранили в случайной перестрелке с бандитами.

Оба остались живы, и эти совпадения могли показаться случайностью, однако... Узнав о неприятностях, постигших моих палачей, никто даже не усомнился в моей причастности к ним. Ещё через неделю, когда моё лицо немного зажило, состоялся суд. Самый справедливый на свете африканский суд. Но об этом уже в следующей книге.