– В этом и прелесть. – Тристан подошел к невысокому дереву, в кроне которого спрятались ярко-красные крошечные яблоки, и сорвал несколько плодов. – Пока аристократы Великого Материка делят земли, строят друг другу козни и воюют за власть и титулы, простые люди, на чьих плечах держатся все наши королевства, умеют находить повод для радости и веселья в самых незначительных мелочах. – Он протянул ей зрелый фрукт. – Попробуй, это редкий сорт.

Адалина за раз откусила половину яблока, до того оно было маленьким. Ее рот заполнился медовой сладостью.

– Ты бы хотел так жить? Как обычный горожанин или крестьянин, без богатств и титула?

Тристан неторопливо прожевал яблоко, прежде чем ответить:

– Нет. Я люблю переодеваться в простолюдина, общаться с людьми не из знати, отмечать праздники и примерять на себя их образ жизни. Это помогает не только в делах гильдии. И не дает забыть, что наш мир – не просто игры королей. Он гораздо больше, интереснее и многограннее. – Тристан задумчиво улыбнулся. – Но если страдающий от скуки принц может позволить себе поиграть в городского бедняка и заглянуть в дешевую таверну, чтобы пропустить стакан эля и послушать сплетни уставших от тяжелого дня работяг, то простолюдину во дворец вход закрыт. Я честолюбив, Адалина, и наслаждаюсь своим положением, роскошью, доступной по щелчку пальцев, и властью над людьми благодаря гильдии и титулу. Я далек от образа мечтательного дурака, который променял бы богатства и титул на тихую жизнь вдали от дворцовых интриг.

– Значит, когда найдешь того, кто пытался тебя убить, то вернешь свой титул принца?

Тристан нахмурился. Его лицо омрачилось, словно Адалина надавила на больную мозоль.

– Не знаю.

– Это из-за покойной леди Джоанны, да?

Адалина понимала, что ее вопрос бестактен, но не терзалась чувством вины. После того как выдала Тристану правду о смерти своих родителей, она имела право на взаимную откровенность.

Тристан наградил ее холодным взглядом, но, к ее удивлению, ответил:

– Не только из-за нее. Ее смерть лишь одна из причин.

– Ты давно влюблен в нее? – Адалина продолжала опасные танцы на осколках его разбитого сердца, не отдавая себе отчета в том, что эти вопросы ранили и ее саму.

– Больше восьми лет.

Восемь лет назад Адалина впервые увидела Тристана Вейланда, принца Южного королевства, молва о красоте и порочности которого дошла даже до Аталаса. Тогда она была совсем ребенком и не понимала, почему женщины столь отчаянно краснеют и хихикают, глядя на очевидно скучающего и пившего в одиночестве юношу. Когда она подошла к нему, чтобы сделать глупое замечание, то даже не подозревала, какую цену заплатит за несколько минут общения с Порочным принцем.

– Так долго. – Адалина не сразу осознала, что произнесла это вслух.

– Да. Удивлена, что я способен на длительную привязанность? – хмыкнул Тристан.

– Она отвечала тебе взаимностью?

Тристан помрачнел еще сильнее.

– Да.

– Почему ты за нее не боролся? Почему позволил брату жениться на ней? – Адалина прикусила язык. Это были слишком откровенные вопросы. Даже для нее.

Тристан опустил взгляд, и его брови сошлись на переносице.

Она не ждала, что он ответит. Скорее, разозлится и начнет искать брешь в ее броне, чтобы причинить боль в ответ. Но каково же было ее изумление, когда вместо колкостей он признался в причине своего бездействия.

– Я струсил.

Адалина замерла на месте, сжимая пальцами подол длинного платья.

Тристан тоже остановился и посмотрел на нее через плечо.

– Что такое, дорогуша? Ждала драматичной истории о несчастной любви?

– Не ожидала такой ошеломительной откровенности.

– Мы уже достаточно знаем друг о друге, и мне нет смысла рисоваться перед тобой, – язвительно бросил Тристан. – Я был молод и глуп. Труслив и эгоистичен. Меня до трясучки пугали собственные чувства, сильные и необузданные. Я никогда ни к кому такого не испытывал. Потом еще больше испугался того, что влюбился в хрупкую, нежную искреннюю девушку и своим признанием лишь запятнаю ее честь. К тому же она была кузиной моего брата, с которым у меня и так отношения не ладились.

– Я думала, вы с принцем Рэндаллом близки, – удивилась Адалина.

– Это сейчас. Тогда он меня на дух не переносил. Совру, если скажу, что незаслуженно. Я с самого детства вел себя с ним как последний негодяй. Он дико раздражал меня своей праведностью, хотя это не изменилось.

– Леди Джоанна так и не узнала о твоих чувствах? – Адалина вновь зашагала к изгороди впереди.

Тристан, поджав губы, покачал головой.

– Я же сказал, что был эгоистичен и глуп. Когда она пришла ко мне и почти прямо сообщила о своих чувствах, я отказал ей в очень грубой форме. Не просто отказал, а оскорбил и предложил уединиться втроем с моей любовницей.

– Какой ужас! – Адалина сморщила нос. – Надеюсь, она врезала тебе между ног?

– Впредь буду знать, что тебе такие предложения делать не стоит, – усмехнулся Тристан, но в следующий миг к нему вернулась прежняя хмурость. – Леди Джоанна и вполовину не была такой бойкой, как ты, но мои слова задели ее настолько сильно, что она отвесила мне пощечину. Хотя я заслуживал гораздо более жестокой кары. Однако самый ужасный поступок я совершил спустя три года, когда Анна почти забыла меня и собиралась замуж за моего брата, которого сумела искренне полюбить.

– Что ты сделал?

– Признался ей в любви накануне свадьбы. И подарил это. – Он выудил из-под ворота рубашки цепочку, и Адалина с трудом сохранила равнодушное выражение лица при виде знакомого медальона.

– На протяжении долгих лет я искал кучу оправданий. Убеждал себя, что отказался от чувств ради ее же блага, тешил свою совесть мыслями о том, что человек с такой дурной славой уничтожил бы ее репутацию в пух и прах, мнил себя несчастным влюбленным, который пожертвовал чувствами ради счастья любимой. Но правда была такой уродливой, что я даже себе боялся признаться.

Тристан поморщился и совсем не по-королевски сплюнул на землю, а потом устремил на Адалину взгляд, пронизывающий ее до костей.

– Я повел себя как последний слабак и трус. Я не стал бороться за нее не из благородных побуждений, а потому, что боялся, что если добьюсь нашего брака, то со временем стану тем, кем все меня считали. Бесчувственным Порочным принцем, в котором нет ничего светлого. Я боялся, что моя любовь к ней – очередная блажь уставшего от скуки повесы. Мне куда легче было строить из себя благородного страдальца, уступившего возлюбленную брату, в надежде, что она