Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 88
на свете, дзикининки усердно трудится, разрывая могилу. Знакомое место, никаких сомнений. Не знал, что семья Дадзай успела вновь засыпать могилу Кёкутэя после прошлого разгрома.
— Широно! На чём ты остановился?
— «…есть не кто иной, как Кёкутэй из семьи Дадзай», господин.
— Я этого не диктовал!
— Умоляю о прощении. Я записал много грамот за господином Абэ. Я знаю их содержание и взял на себя смелость…
— Молодец! Пиши после отступа: «Грамоту выписал Торюмон Рэйден, дознаватель службы Карпа-и-Дракона из города Акаяма».
— Есть, господин!
— Проставь сегодняшнюю дату.
— Готово, господин.
— Я должен прочесть грамоту. Так положено.
Забираю бумагу, подношу к лицу. Тысяча адских демонов! Что я увижу в темноте? Не знаю, как справился Широно, но я не сова и не кошка. Подписать грамоту, не читая? На ощупь?! Всё моё существо восстаёт против такого преступного небрежения. Значит, нельзя.
— Я зажгу фонарь, господин?
Вернусь, паду ниц перед Сэки Осаму. Поблагодарю за слугу.
— Зажигай!
И добавляю, не могу не добавить:
— Твоё старание выше всяческих похвал.
— Я лишь хочу быть полезным, господин.
Нет, не показалось. Широно смущён. Сбросив с плеч котомку, он извлекает из неё маленький фонарь. Поднос с тушечницей и кистью? Ага, они уже на земле. Широно достаёт кресало. От разрытой могилы несутся чавканье и стоны. Дзикининки уже добрался до трупа. Взлетает к небесам горестный вой. Не смотрю — хватит, навидался! — но меня начинает подташнивать.
Казалось бы, привык…
Кремень чиркает о кресало: раз, другой. Во тьме вспыхивают искры, слепя глаза. Звуки ужасной трапезы на миг смолкают и возобновляются вновь. Фонарь разгорается, я до рези в глазах вглядываюсь в грамоту. Широно подсвечивает мне.
Всё, как я и думал. Ровные столбцы иероглифов. Точное соответствие уложениям службы. Ни одной помарки. Грамота составлена безукоризненно. Ночью, на бегу, да.
— Давай кисть, я подпишу.
— Вот, господин. Я уже обмакнул её в тушечницу.
— Поднос!
— Кладите, господин.
Вывожу свою подпись. Не хватает только печати. Личной служебной печати дознавателя Рэйдена. Да, мой слуга хорош. Но и господин у него не промах! Как же славно, что я облачился в дарёное кимоно с гербами! Левый рукав. Карман в рукаве крепко зашит, чтобы не потерять содержимое. Ну как — крепко? Ткань трещит, рвутся нитки. Надеюсь, рукав остался цел. А хоть бы и нет!
Вот она, моя печать.
— Прошу вас, господин. Нет, не сюда.
— Почему?
— Здесь чёрная тушь. А здесь я заранее развёл красную. Для вашей печати.
Охристый свет фонаря искажает цвета. Обмакиваю печать в тушь, стряхиваю лишние капли на траву. Прикладываю печать к грамоте. На бумаге остаётся чёткий оттиск.
Встаю в полный рост. Ушибленное колено откликается резкой болью. В правой руке — печать, в левой — грамота о перерождении. Дракон и карп на моей одежде отблёскивают золотом и пурпуром. Переливаются, перетекают друг в друга: вечный круговорот превращений.
— Я, Торюмон Рэйден, дознаватель службы Карпа-и-Дракона, официально объявляю этого человека Кёкутэем из семьи Дадзай! В чём мною составлена грамота о перерождении, заверенная подписью и печатью! Сим удостоверяется!
Широно без приказа делает шаг вперёд, поднимает фонарь повыше. В темноте вспыхивают два багровых уголька: глаза дзикининки. Чавканье. Хруст. Сопение. Горестный стон. Согнувшись в три погибели, людоед припал к земле, вцепился в обглоданный труп. Терзает клыками мёртвую плоть.
В чём я ошибся?
По телу дзикининки пробегает волна судорожной дрожи. Так бежит по воде рябь от ветра. Людоеда выгибает дугой. Хрустят суставы и позвонки: громко, страшно. Дзикининки падает на четвереньки, его неудержимо тошнит. Куски непереваренной падали и бурлящая жижа потоком извергаются наружу. Кажется, этому не будет конца.
Ещё никогда в жизни я не смотрел с таким восторгом на блюющего человека.
Укорачиваются руки и ноги. Когти втягиваются, принимают вид обычных ногтей — грязных, обгрызенных. Редкие пряди на голове превращаются в спутанную шевелюру. Разглаживается кожа. Последние спазмы: желудок пуст, но Кёкутэя продолжает выворачивать наизнанку.
Он кашляет. Жадно глотает воздух. Падает на груду развороченной земли. Тело его опять содрогается: на этот раз от рыданий. Лежа на собственной могиле, рядом со своим недоеденным телом, Кёкутэй плачет как ребёнок.
Да, как ребёнок.
5
«О, славный день!»
Обратный путь сложился удачно.
Погода баловала нас, выделив два, нет, даже два с половиной солнечных дня из оставшегося запаса. Я радовался этому, но с трудом, стараясь не делать резких движений — моё самочувствие в начале пути оставляло желать лучшего. Обильные празднества, устроенные в нашу честь жителями Макацу, радующимися возвращению Кёкутэя и избавлению от людоеда, сильно ударили по здоровью Торюмона Рэйдена. К счастью, свежий воздух и глоток-другой саке, которым нас снабдила благодарная семья Дадзай, быстро вернули мне прежнюю бодрость.
Мерин шёл без понуканий, Широно — и подавно. Ран вела себя вполне приемлемо, разве что всё время забегала вперёд, где и поджидала нас. В сборе ягод, грибов и съедобной зелени ей не было равных. Кроме этого она поминутно норовила расчехлить ружьё и отправиться за дичью. Боясь, что девушка встретится с медведем или кабаном, я отговаривал её, но пару раз не преуспел.
В эти дни мы все — кроме монаха, разумеется! — лакомились нежным мясом кроликов. А Ран хвасталась, что в Макацу её звали матаги, то есть охотницей.
В порту Хакодате нам тоже повезло: «Добрый Эбису» стоял у причала. О морском путешествии мне рассказывать нечего: оно не отличалось от плаванья на Эдзоти. Прибыв в Акаяму, я тепло распрощался со святым Иссэном, без промедления сдал Ран на руки своей матушке, отправил О-Сузу доложить семье Ясухиро о приезде долгожданной племянницы — и бегом побежал в управу, где меня, вне сомнений, уже честили на все корки.
* * *
В кабинете господина Сэки всё было, как обычно — то есть как в театре Кабуки. Отдёрнулся трёхцветный занавес, карп на стене высунулся из воды. Отзвучал вступительный монолог — доклад актёра в образе докэката. Кто это такой? По театральным канонам — потешный бездельник и дурачок (не спрашивайте, кому досталась эта роль!).
Всплеснул рукавами актёр в образе дзицугото — мудрый и честный мужчина с твёрдым характером. Из какого ряда ни смотри, хоть от дальней стены — воистину старший дознаватель! Его поддержали арагото и вагато — могучий боец и утончённый красавец, иными словами архивариус и секретарь.
И прозвучало внезапное, чего дурачок никак не ожидал:
Сэки Осаму
Неслыханная тайна!
Немыслимая мудрость!
О, сколь замысловата эта история!
То, что
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 88
