— Джонатан, не уходи…

«Из моей жизни»

Он мягко привлек её к себе, и она доверчиво прильнула, ожидая поцелуя. Но мужчина лишь склонился и прижался лбом к её лбу.

— Ивори, что мы делаем?

— Любим, — ответила она, приподнялась на носочках и прижалась губами к его губам.

* * *

Ивори занималась уборкой их дома с самого утра, с того времени, когда Джонатан ушел в ближайшее селение продавать шкуры зверей. Дни, когда любимый отлучался так далеко, всегда были наполнены беспокойством. Уже два года прошло с момента их побега: два полных страха, но вместе с тем счастья года, — а она всё никак не могла прожить и дня без него. Каждый раз, провожая его, боялась, что это будет их последний день вместе.

Их дом стоял уединенно, выше Длании, самого северного города королевства, на границе с Оплотом агров. Великаны потревожили их только в самом начале, устанавливая плату за проявленный нейтралитет в виде части добычи, за которой будут приходить раз в месяц. Джонатан согласился.

Ивори же доверилась решению любимого, понимая, что её навыки дипломатии вряд ли помогут им с великанами. Отдавать часть того немногого, что удавалось добыть, не хотелось, но зато близость грозного, грубого, неуправляемого народа была им оберегом. В эти края не заходил обычный люд, а в ближайшем селении почти никогда не бывало солдат Инквизиции. Так далеко на север даже монстры особо не забредали, а если это и случалось, то клан кайми, что жил недалеко, отлично справлялся с зачисткой местности.

Натерев и без того идеально чистые поверхности, Ивори приступила к приготовлению ужина, на который, как она надеялась, Джонатан придёт пораньше. Тихий смешок сорвался с губ — она вспомнила, какими чудовищными по вкусу были её первые самостоятельно приготовленные блюда. Будущего Инквизитора не учили кулинарии, это пришлось осваивать самой. Джонатан мужественно всё ел, правда, к его чести, не врал и откровенно плохое не хвалил. Ограничивался простым «спасибо». И первым, что купил ей в селении, была книга рецептов. Ивори счастливо улыбнулась воспоминанию — ох и устроила она ему тогда взбучку просто потому, что намек был слишком грубый. Мог бы… как-то… более тонко, что ли…

Она сгрузила нарезанные овощи в котелок, чуть подлила воды и поставила их тушиться. Дальше в списке дел был празднично накрытый стол. Хотелось новость, которую она Джонатану сегодня сообщит, сказать в торжественной обстановке. При мысли о предстоящем разговоре сердце застучало часто-часто. Ивори была уверена, что он обрадуется, но всё равно, где-то глубоко внутри оставался маленький червячок сомнений. Не рано ли?

Дверь скрипнула, запуская морозный воздух. Ивори побежала к Джонатану и крепко обняла.

— Я холодный, — со смехом сказал он. — Дай сниму куртку.

Ивори послушно отстранилась, но никуда не ушла: стояла и любовалась его раскрасневшимся от холода лицом.

— У меня для тебя есть новость! — выпалила она, понимая, что если не скажет прямо сейчас, то её разорвет от волнения.

— У меня тоже, — сказал он и прошел в дом, с удивлением оглядывая нарядную обстановку.

— Тогда ты скажи, а потом я.

Очевидно, ему тоже не терпелось сказать свою, поэтому не стал спорить, сразу, заметно волнуясь, сообщил:

— Я договорился с пастором, он нас с тобой обвенчает. Мы официально станем мужем и женой.

Ивори ошеломленно на него уставилась, а потом медленно села на ближайший стул. Джонатан подскочил к ней и взял за руку.

— Ивори, я думал, ты будешь рада… — виновато произнес он, коря себя за то, что не обсудил с ней это заранее.

Она подняла на него сияющий взгляд и… заплакала.

— Я так люблю тебя, — прошептала она и стиснула его шею в объятиях.

Он счастливо засмеялся и разжал её руки, чтобы иметь возможность посмотреть на неё.

— Что ты хотела мне сказать?

— Я беременна.

Ему потребовалась почти минута, чтобы в полной мере осознать сказанное. Ивори уже боялась, что он не понял, как Джонатан вскочил на ноги.

— Ивори, ты уверена? Я стану отцом? Как же здорово! Я так люблю тебя! Вот была бы девочка! Она стала бы такой же удивительной, как и ты! Почему ты плачешь? Нет-нет, родная, в такой день я не позволю тебе плакать!

Он снова опустился возле неё и счастливо заулыбался. Руки бережно прижались к её ещё плоскому животу. Ивори ласково коснулась его отросшей щетины, и он тут же потерся о её ладонь, щекотя руку.

* * *

— Быстрее! — крикнул им Джонатан. — Там дальше река!

Ивори неслась вперед, крепко держа за руку сына, но часто оборачивалась, боясь, что Джонатан, который периодически отправлял преследующим их врагам стрелы, отстанет. Найлс в очередной раз споткнулся и упал — она рывком его подняла и снова потянула за собой. Сын заплакал.

— Милый, пожалуйста, ещё немного, скорее, — торопила она его, задыхаясь от ужаса.

Ветки хлестали её по лицу, но Ивори не чувствовала ничего, кроме первобытного страха за свою жизнь и жизнь любимых людей. Джонатан коротко вскрикнул — она обернулась. Стрелы, которые пробили ноги Джонатана, не давали ему подняться. Штаны стремительно заливала кровь.

— Уходите! Ну же! Я задержу их! — крикнул он.

Она отпустила руку сына и замотала головой. Не оставит. Никогда. Они же поклялись быть вместе всегда. Ивори подбежала к Джонатану и закинула его руку к себе на плечи.

— Не получится, — оттолкнул он её. — Они совсем близко! Уходите!

— Папа, вставай! — закричал, плача, Найлс и бросился к отцу, собираясь помочь ему.

Ивори снова подхватила Джонатана и потянула, но он вдруг ласково коснулся её руки.

— Пожалуйста… — взмолился он. — Уходите…

Смирение в его голосе убило её решимость бороться. Ивори коснулась его щеки, и он привычно потерся о её ладонь колючками щетины, а потом оттолкнул её руку, убрал от себя руки плачущего сына, подобрал выпавший лук, заложил стрелу, прицелился и выпустил в показавшегося врага.

Ивори схватила за руку Найлса и побежала дальше. Больше она не оглядывалась. Знала, если снова увидит Джонатана, то не сможет оставить его, то предпочтет умереть вместе с любимым…

* * *

Холодный и липкий от её крови камень пола, на котором лежало её растерзанное тело, говорил ей о том, что она ещё жива. Обжигающая боль продлевала недавнюю агонию. Ног Ивори не чувствовала уже давно, а вот верхняя половина тела отказывалась умирать и словно горела живьём даже в покое.

Часто и мелко дыша от заходящегося в муке сердца, Ивори отчаянно цеплялась за воспоминания последней пытки. Она же не выдала убежище Найлса? Создатель же не оставил её?