– Разве вы не видите, что творится! Если вы немедленно не продолжите помогать раненым и вытаскивать тела, то каждую минуту я буду сжигать по одному из вас, и начну с этой дряни! – Мярр выразительно кивнул в сторону Харркона. – Ну же! Я жду! Как видите, у меня не обрезаны крылья с хвостом и все в порядке с пламенем…

Угроза подействовала моментально. Перепуганного насмерть Харркона перестали замечать. Ужас ситуации будто только сейчас стал всем ясен. Зеваки, опасливо оглядываясь, начали расходиться, кто-то пытался помочь придворным и другим горнякам разгребать развал, вытаскивать трупы и умирающих. Лекари и их помощники суетились над живыми и занимались сортировкой. Первые телеги с государственными гербами тронулись в сторону главной лечебницы.

Мярр, обернув ноги Ирис хвостом, внимательно следил за происходящим. Он застыл как мраморное изваяние и порой, когда что-то выводило его из себя или ему мерещилось, что паника одерживает верх над необходимыми действиями, выпускал облака пара.

Девушка ежилась от холода. Дождь никак не прекращался, она промокла насквозь и не могла даже сделать попытку согреться: Мярр крепко сжимал ее, словно в тисках, не позволяя двинуться. В ответ на робкую просьбу присоединиться к лекарям он лишь усилил хватку. Ей оставалось только наблюдать подробности происходящего: как Харркон трусливо уходит от горы, брезгливо вытирая руки о штанины, а Лулин со слезами на глазах выносит на руках большой белый куль с тем, что осталось от кого-то из его товарищей… Как один из лекарей прямо под открытым небом пришивает чью-то руку, а другой просто позволяет выплакаться на своем плече безутешной вдове. Как двое сгорбленных мужчин, по-видимому, очень старых, закутанных с ног до головы в темные плащи, помогают разгребать остатки завала.

Когда стало ясно, что работы завершаются, Мярр довольно хмыкнул и приказным тоном объявил Ирис, что они возвращаются домой. Волшебница повиновалась. Она сама начала бояться своего верного друга.

* * *

Десятки лодок плыли к Клисету, острову мертвых, чтобы с почестью захоронить там тех, кто всю свою жизнь провел в глубинах своей родной земли. До самого утра Ирис слышала, как в домах и на горе оплакивают мертвых и вымаливают жизнь для раненых. Волшебница сама не могла удержаться от слез и судорожно искренне повторяла все молитвы, которые знала. Мярр в трансе нашептывал что-то своим богам.

Ближе к полудню жизнь снова взяла реванш у смерти. Внезапный дождь оказался глашатаем водной триады, начавшейся на несколько недель раньше обычного.

– Ничего удивительного, – пробормотала Ирис, почесывая сквозь платье бедро, ранки на котором уже затянулись и принялись сильно зудеть. – Само небо скорбит по горнякам.

– Скорбит. Помяни мое слово, выяснится, что это был не несчастный случай.

– Что? Ты хочешь сказать, что Харркон прав?

– Милая моя, я не знаю, кто в этом замешан, но камни никогда бы так не поступили. Я чувствую это.

– Но надо быть чудовищем, чтобы такое устроить.

– Именно потому, что не известно, кто это сделал, я не позволил тебе усыпить этих придурков и пойти помогать пострадавшим. Любой твой поступок мог быть воспринят как попытка наслать проклятье. Не ровен час, и этот безумец Харркон объявит тебя виновной во всех бедах. Бездействие с твоей стороны было лучше, чем действие.

– Почему ты тогда заставил меня на все это смотреть?

– Чтобы ты навсегда запомнила это. Они забудут, а у тебя перед глазами всегда должна быть эта картина. Принц Туллий и Харркон могут много чего натворить, но ты всегда должна помнить, чем это может закончиться. Когда-то ты спасла меня. Теперь пришел мой черед оберегать тебя.

– Теперь я понимаю, ты был прав. Я всегда буду для всех ведьмой, что бы ни делала. Этот Харркон… Это было так мерзко.

– Я тогда погорячился. Все наладится. Только не теряй голову и не обращай внимания на этого гнома. Он злится от того, что ты ему никогда не достанешься.

Ирис ахнула:

– Как ты можешь это знать?

Сама мысль о том, что она может принадлежать этому мужчине, вызывала бурю протеста в душе, но в жизни происходят самые разные нелепые и неприятные события.

– Ты опять забыла, что я дракон и ощущаю все иначе, чем ты. Скажу больше, милая, не знаю, огорчу тебя или нет, но здесь есть мужчина, который не испугается твоих чар, и которому ты будешь принадлежать без остатка. Я еще не различаю, кто это, но мне кажется, ты очень часто о нем думаешь в последнее время. – Эти слова были сказаны в привычной для Мярра пренебрежительной манере. – Впрочем, не понимаю, почему ты сама не хочешь употребить свои способности себе на пользу. Ирис, ты не можешь не ощущать, кто это.

– Вот мне кажется, сейчас не время для шуток. – Девушка густо покраснела. – Я иду спать.

– Иди. Может, увидишь его во сне.

– Напомню тебе, дружочек, что я – волшебница…

– А я дракон, и в отличие от аксиом из вещих фолиантов, чувствую все как есть.

– Да пошел ты!

Глава 8

Стрекоза и два паука

Всю водную триаду шум дождя заглушал слезы балтинцев. Каждый запертый дом дрожал от всегда запоздалого осознания вечной потери, что кто-то родной, близкий, любимый или просто знакомый навсегда обосновался телом в земле, а душой в ином мире.

Туман вернулся в день окончания сезона и занавесом скрыл случившееся. Призрак смерти, напоминающий о себе ежесекундно и вольготно кружащий по острову, улетел за горизонт, ибо все встрепенулись, пораженные небывалой вестью: принц Туллий на два года согласился дать убежище на острове Тангле пелагейцам, изгнанным из Флорандии. Беспокойство вызывало то, что об этом странном народе, не имеющем собственных земель, мало что знали, кроме того, что уже несколько десятков лет они обособленно жили в самой отдаленной части флорандского острова.

Если поступок принца Туллия объяснялся чувством мелкой глупой мести, то причины изгнания были настолько загадочны, что на остров пока не проникло не единого слуха. Роптали и на то, что жители вопреки своей воле должны содержать этих никчемных нахлебников. Когда выяснилось, что все это личная прихоть василиска, за которую он платит из своих личных богатств, то вовсе оскалились, единогласно решив: значит, он присвоил себе часть общей казны, раз способен на такие широкие жесты.

Не давал покоя и вопрос: кто виноват в обрушении скалы? Если