– Но твилина принято выбирать, – опустив глаза, произнёс он. – На турнире. Многие захотят занять это место.

– Не нужны никакие турниры, – легко взмахнув ладонью, ответил княжич. – Я уже выбрал. Я никому не доверяю так, как тебе.

Весемир не нашёл, что сказать. Он лишь коротко поклонился, приложив руку к груди в знак признательности.

Выдохнув, Олег повернулся и негромко произнёс:

– Да будет мой путь освещён светом семи ликов Зарога.

Тулускай жестом пригласил войти.

Стражники раздвинули тяжёлые полотнища, заслонявшие вход в ханскую юрту. Не оглядываясь, мужчина твёрдым шагом переступил порог.

Внутри, освещённое множеством факелов, помещение было просторным и шумным. С обратной стороны, от пола до крыши кожаные стены были задрапированы багряными тканями.

В несколько рядов, расходясь от центра к стенам, как круги от брошенного в воду камня, тянулись столы, покрытые алыми скатертями. За ними, среди множества блюд и сосудов тонкой радонской работы, теснились многие сотни гостей.

Звон посуды, пьяные выкрики, ругань и смех сливались в оглушающий шум, от которого закладывало уши.

Некоторые из пирующих не выдержали обильного угощения – они валялись прямо на столах или под ними, в зловонных лужах, погружённые в тяжёлый, вызванный хмелем сон. Судя по всему, пир длился не первый день.

Густой, удушливый дух жареного мяса, вина и перегара висел в воздухе.

Олег поднял голову.

Вокруг купола, где сходились балки, зияли проёмы, сквозь которые внутрь пробивался слабый, холодный свет. Но его было слишком мало, чтобы рассеять царящий здесь полумрак.

Высоко под сводами юрты, среди деревянных перекладин, гнездились птицы. Маленькие, тёмные глаза зловеще поблёскивали в темноте, пока они молча наблюдали за пьяным пиршеством с безопасной высоты.

На появление княжича никто не обратил внимания. Следуя за Тулускаем, он двинулся вглубь зала.

Центр помещения оставался свободным от столов. Там, среди пепелища, возвышались чёрные истуканы, вкопанные прямо в утоптанную землю.

Бесовские фигуры ханатских богов, клыкастые и зловещие, казались ещё мрачнее в скудном свете чадящих кострищ.

Запах крови, жжёной плоти и палёных волос накрыл Олега удушливой волной. Он с отвращением глянул на белый, ещё дымящийся пепел. Среди рыхлых куч виднелись обугленные кости и черепа.

Животные.

И люди.

Возле истуканов, на широкой скамье, сидели шаманы. Их звериные, обтянутые обсидиановой кожей лица, густо измазанные жиром и копотью, оставались бесстрастными и ничего не выражали. Будто они и сами были не людьми, а безжизненными изваяниями.

Они не мигая наблюдали за жертвенными кострищами, следили, чтобы пламя, тлеющее в них, не угасало ни на мгновение. Княжич впервые видел степных колдунов вживую. Их облик заставил его внутренне сжаться.

Чужие. Богомерзкие. Противные всему сущему.

Лица их были настолько чёрными, что в полумраке они почти сливались с танцующими тут и там тенями. Одежды, испещрённые рыжими пятнами запёкшейся крови, делали их ещё более жуткими.

Княжича передёрнуло.

Он отвёл взгляд и, стараясь не смотреть по сторонам, миновал центр юрты.

Наконец, мужчина предстал перед деревянным помостом, возвышающимся на два аршина над утоптанным земляным полом. На нём находился ханский трон.

Длинная, широкая, в несколько саженей, скамья была полностью сделана из золота и серебра. Искусная работа – на такое способны лишь каменецкие мастера.

Сиденье и спинка ханского седалища были покрыты великолепной красной парчой. Такой в Радонии не найти.

На подушках, рассыпанных вдоль всей его поверхности, вольготно расположились люди. Самые приближённые. Свита Великого хана.

Посреди них, восседая с каменным лицом, сидел Угулдай. Его тяжёлый взгляд безмолвно скользил по пирующим.

Правитель Великой Степи, покоритель народов и земель, был человеком внушительного телосложения. Определить его возраст было непросто – на вид около сорока, может, пятидесяти лет.

Широкую грудь хана покрывала золотая парча, плавными складками ниспадающая на дорогие шаровары из тонкого синего шёлка. Богатая вышивка густо покрывала весь наряд – сапоги тонкой выделки, пояс, рукава и причудливый головной убор, названия которого Олег не знал.

Крупное, мясистое лицо Угулдая обрамляла жидкая, цвета воронова крыла с проседью, борода. Из-под тяжёлого носа, поверх плотно сжатых толстых губ, свисали привычные для ханатов тонкие усы, концы которых украшали золотые бусины в виде человеческих черепов.

Глаза хана, узкие, словно щёлки, скрытые под тяжёлыми веками, властно обозревали зал.

Без сомнения, Угулдай был воином – закалённым, опытным, привыкшим к битвам. Его крепкие руки, широкие плечи, массивная, как у вепря, шея ясно говорили о могучей силе, таившейся в его теле.

Безусловно, годы наложили на него свой отпечаток. Фигура слегка обрюзгла, утратила прежнюю стройность. Но мощь всё ещё жила в этом человеке. Княжич чувствовал её несомненное присутствие.

По правую руку от хана сидели женщины – наложницы и жёны. В отличие от прочих ханаток, эти были облачены в нарядные, расшитые изящными узорами платья ярких цветов. Некоторых из девушек можно было назвать миловидными. Без сомнения, их выбирали из сотен, а то и тысяч претенденток, дабы услаждать взор своего повелителя.

Олег взглянул на людей, сидящих по левую руку от Угулдая. И тот, кого он увидел там, заставил княжича снова внутренне сжаться. Помимо других гостей и советников хана, рядом с предводителем ханатов, наклонившись и шепча что-то ему на ухо, сидел дядя Олега.

Каменецкий князь.

Роговолд Изяславович.

Он что-то быстро сообщил Угулдаю, незаметным движением указав на приближающегося племянника.

Владыка Степи, скучавший до этого момента, вдруг криво усмехнулся и подался вперёд, упёршись широкими ладонями в колени.

Олег, ведо́мый Тулускаем, остановился у основания помоста.

Посол, низко поклонившись своему владыке, громко произнёс:

– Ченрет иш рюч, хан Угулдай, рустачар тенгри им греш!

Будто по мановению руки, в зале повисла тишина.

Музыканты смолкли.

Гомон пьяных голосов исчез.

Княжич оглянулся.

Тысячи глаз были обращены на него. Гости изучали пришельца с интересом, будто ожидая чего-то. Казалось, здесь уже давно не происходило ничего стоящего, и теперь все присутствующие предвкушали развлечение.

Угулдай молча осмотрел мужчину снизу-вверх тяжёлым взглядом.

– Иш барык Олег релат чурлын иш! – продолжил Тулускай и, не разгибаясь, обратился к княжичу:

– Поклонись Великому хану.

Олег, собрав правой рукой полы плаща, в полной тишине склонился перед степным владыкой. Но не слишком низко, сохраняя достоинство.

Роговолд снова, прикрыв губы ладонью, что-то прошептал на ухо хану. Угулдай скривил массивные губы в усмешке.

– Иш бурум барык Юрий зич Радон? – клокочущим, похожим на ворчание крупного медведя голосом, наконец пророкотал он, медленно поднимая руку и указывая пальцем на замершего у основания помоста гостя.

Олег молчал, не понимая смысла сказанного.

«Что он говорит? Нужно что-то ответить…» – лихорадочно пронеслось в его голове.

Княжич с надеждой