Вечером на чай заглянул Илья и осведомился, как прошла встреча с лишаком.

– Он тебя не обижал, Поли? – хмурил брови ее заботливый парень. – Ты выглядишь будто расстроенной.

Полина заверила его, что все хорошо, пациент по отношению к ней не агрессивный, хоть и сложный. И Илья успокоился.

– Пока лишь могу сказать, что воспоминания о родителях у него тяжелые, – Полина пригубила кружку с остывшим жасминовым чаем.

– Погибли?

– Вряд ли, – задумалась на миг девушка, – скорее предали его доверие. Но у него был прадед, который заменил мать и отца. Возможно, получится расспросить о нем позже.

Илья обхватил ее ладони своими:

– Помни, ты всегда можешь отказаться. Пусть твой патрон им занимается.

Девушка мотнула головой.

– Я еще раз попробую.

Полина сама плохо понимала себя. Ведь от тяжелых пациентов она всегда отказывалась. А сейчас проявляет упорство. Или причина тому, что в Крассбурге она понимала: откажись от кого, их вылечат мэтры, которые намного ее превосходят в опыте. Здесь же, даже Антон Серафимович сам не раз говорил, что она сильнее его. Если она не сможет, то патрону это тем более не удастся. Можно, конечно, не лечить пациента, а лишь задавать вопросы, фиксировать ответы. Но подобная ложь, не достойная профессионала, претила девушке.

* * *

На следующей душевной процедуре Полина решила оставить вопросы о семье и задать те, на которых так сильно настаивал начальник по вэй-безопасности училища.

– Сегодня вопросы по политикусу из свитка. Если не хотите отвечать, не отвечайте.

«Все равно я увижу реакцию», – мысленно продолжила она.

– Каково ваше отношение к Лароссии?

– Раз я как дурак привез сюда эти шуйские документы и предупредил о шпионе, вы как думаете?

– А к Панокии?

– Не доверяю.

– К Чивани?

– Не доверяю. Можете не перечислять мне все государства на Хорне. Ответ будет тот же.

– Ну и к Шуе?

– Если бы мог, то стер бы с лица земли их Золотой город.

– Спасибо. Мне говорили, что вы были в плену, – Полина боялась поднимать эту тему, и не зря. – Расскажите, что вам пришлось пережить?

Снова шквал мрачных эмоций захлестнул пациента, а заодно и ее. Можно не сомневаться, этот человек действительно в прошлом находился в плену. Иначе откуда такая ненависть, горечь и злоба.

– Можете рассказать хоть что-то? Станет легче, обещаю, – непроизвольно вырвалась фраза, которая обычно с другими срабатывала. Но, как оказалось, не с Раневым.

– С чего вы взяли, что мне тяжело? – он поморщился и ощетинился. – Я к вам не жаловаться пришел, душеспас. И лезть ко мне в душу не просил! Оставьте свою жалость при себе или подарите смазливым курсантам! – последнее предложение пациент уже прорычал.

Полина поглядела в окно. С чего она взяла, что сможет справиться? Ведь знала же, что это невероятно тяжелый случай. Неожиданно на глаза навернулись слезы, которые девушка постаралась скрыть, подойдя к подоконнику. Ужасно зачесался нос.

– Только не ревите, – уже более миролюбиво произнес брюнет. И Полина обернулась и вдруг поймала светлый всполох во тьме карты – жалость. А потом на черном фоне эмокарты пробился росток симпатии, который медленно приобретал пурпурные оттенки – легкое влечение.

– Вы наобещали руководству доставлять сведения, да? А я терпеть не могу ковыряться в застарелых ранах, теша чужое любопытство, – он замолчал на какое-то время, рассматривая девушку на вид совершенно бесстрастно.

– Но, так и быть, постараюсь, – закончил наконец он фразу.

А потом заговорил. Через силу. Сухо и отрывисто.

– Я попал на остров. Одним из многих. Рабы им нужны были для каменоломен и обслуживания подземных военных вэйноцехов. Мне отчасти повезло. Я стал игрушкой для сына генерала Су Хазимо. Его отпрыск оттачивал на мне свои навыки боя на скипе, стрелометах, саблях. Если я не подчинялся, меня наказывали.

– Как? Били?

– Редко. Чаще кидали на арену.

– И вы…

– Я убивал, чтобы жить.

Он замолчал, на какое-то время погрузившись в воспоминания. Как жаль, что его мысли ей сейчас недоступны. Или же слава богу?

Генерал Су Хазимо принимал гостей – чету Сану и Ши То с сыновьями в своем «дворце». Были приглашены танцовщицы, которые вертели веера под музыку, вышагивая в сабо.

– Нам отец подарил на совершеннолетие чунайского скакуна, – хвалился Амо с братом Яки. – Он скачет так быстро, что обгоняет дракона. А дядя Юха То заказал седло из золота. Скоро его выкуют и доставят в наш шунай.

– И где вы будете на нем ездить, у вас же улочки узки, как ноздри мухи, – Аная всегда заносило, когда приходилось со сверстниками мериться имуществом. – Мне зато отец подарил лароссийца. Скоро после нашей победы все лароссы станут нашими рабами. А у меня уже есть!

– Покажи его! – братья заинтересовались. – Он послушен?

– Как щенок касуми, – Анай щелкнул пальцами, подзывая раба, словно пса.

– Это Вемранив. Покажи, как ты делаешь кувырки через голову, – велел Анай.

Чувствуя себя дрессированной обезьяной, Вемовей выполнил пару трюков.

– Он и саблями умеет. И скипом. Показывай!

Они смеялись, тыкая в него пальцем, а потом Амо То решил поиздеваться над чужим рабом.

– Хороший раб. А если велишь ему целовать носы наших чувей, он сделает это?

Анай замялся, но Амо То настаивал.

– Пусть знает, кто хозяин тут. Прикажи ему, – и выставил вперед ногу, обутую в туфли с загнутыми мысами.

– Целуй, – последовал приказ.

Но раб не сдвинулся с места.

– Делай, Вемранив, иначе смерть, – пригрозил Анай.

– Нет, – ответил на правильном шуйском раб. – Глупые друзья, звон в голове, – процитировал он шуйскую пословицу.

– Твой раб нас обозвал глупцами! – закричали братья То. – Лароссийская шваль! Накажи его!

Анай, выпятив нижнюю губу, велел охране:

– На арену его, пусть там сдохнет!

Снова арена, где шуйцы ставят на бойцов деньги, где толпа скандирует «убей», когда чья-то жизнь висит на волоске, где песок уже приобрел свойства глины от впитавшейся в него крови.

Его спасало лишь то, что по правилам против него не ставили вэйнов. Шуйцы не любили быстро заканчивающиеся бои. В тот раз ему намяли бока перед выходом. Голова то и дело кружилась. Он с трудом останавливал эту карусель