День стремительно угасал. В багровом свете зарева сражающиеся сливались в единую массу, и было невозможно различить, где свой, а где враг. Неразборчивые силуэты метались по полю брани, сбивая друг друга с ног, рубя и калеча. Пахло смолой, жжёными волосами и жареным мясом. Дым и копоть были настолько плотными, что казалось, будто воздух хрустит на зубах. От какофонии звуков – криков, воплей, звона оружия – закладывало уши.

Вдруг одна из теней метнулась сбоку и нависла над лежащим на спине Олегом. С замиранием сердца он увидел блеснувшее в её руках короткое копьё, занесённое для удара.

«Неужели это конец? Владыка, впусти детей твоих в чертоги Славийские…»

Откуда-то сбоку послышался топот копыт. Справа, слева – сверху.

«Весемир!» – пронеслась в голове княжича мысль, прервав собой молитву.

Всадник проскочил прямо над ним, одним ударом срубив нависшую фигуру. Пространство наполнили панические вопли врага, сминаемого натиском конницы.

Олег высунул руку из-под неподъёмного тела и, что есть сил, закричал, привлекая внимание:

– Тут я! Тут я!

Битва была окончена. Теперь оставалась только одна опасность – быть раздавленным своими же всадниками.

Глава 2. Любовь и вера

Олег сидел на поваленном, обгоревшем стволе, вытирая лезвие меча пучком травы, и оглядывался по сторонам.

Прохладный воздух был насыщен разнообразными запахами: сырости, крови, металла и дыма. Вокруг него молча двигались люди – куда-то шли, поднимали что-то, волокли раненых, осматривали убитых. Всё это они делали молча. Лишь стоны изувеченных нарушали гнетущую тишину. Так всегда бывало после битвы – воины будто теряли дар речи. Они старались не встречаться друг с другом взглядами, каждый осмысливал произошедшее наедине с самим собой. Олег знал: даже самым закалённым дружинникам, побывавшим в огненной круговерти, нужно время, чтобы прийти в себя.

Боковым зрением княжич заметил массивную фигуру Весемира. Воевода, прихрамывая, медленно приближался к нему, перешагивая через тела павших, не разбирая, кто свои, кто чужие. Он двигался с трудом, опираясь на толстую палку, больше похожую на вырванное с корнем дерево средних размеров, чем на трость.

– Эй, Весемир! – недовольно окликнул его Олег. – Что я говорил? Не запаздывать! А ты где пропадал? Нас чуть не опрокинули!

– Да нигде, княжич, – устало отозвался великан, подходя ближе. – Там, где мы обходили, – низина. Грязь – жуть! Дожди несколько дней подряд лили, всю землю развезло. Копыта вязнут: быстро не продвинешься.

Командующий покачал головой.

– Да… Этого мы не учли. Ладно, главное, успел. А с ногой-то что? – Он кивнул на бедро воеводы, испачканное засохшей кровью.

Весемир перевёл взгляд на рану.

– А, это? Дротик, чтоб его! Как только врезались в драку – сразу и попали. Вонзился аккурат выше колена. Глубоко вошёл, зараза. Кровь всё никак не останавливается.

Олег пристально посмотрел ему в глаза.

– С такой раной не навоюешься. Лекарю покажись.

Исполин лишь отмахнулся и со вздохом уселся рядом, вытянув пострадавшую ногу. Дружинному врачу и без него хватало забот – битва выдалась жестокой.

– Уже почти стемнело. Может, лучше было бы дождаться утра? В ночном бою радости мало, – задумчиво произнёс воевода, оглядываясь.

– Нет, Весемир. Лес этот всего полверсты в глубину. А за ним река – Зыть. По её берегу и тянется эта узкая полоса деревьев. А сразу за ней, недалеко отсюда, – брод. Единственный на много вёрст вверх и вниз, до самого Змежда. Мы шли по следу банды несколько дней, но нагнали только сейчас. Дай я им ночь – переправились бы на другой берег, и конец делу! Всё награбленное с собой бы уволокли. Ты ведь знаешь – за рекой наши руки связаны.

– Знаю, княжич, знаю. Ты смел, и говоришь всё верно. Но что было бы, если б мы не успели до темноты? Конники бы своих перебили в суматохе. Ум – хорошо, да осторожность – не хуже! А каменецкий князь, хоть и дядя твой единокровный, всегда рад принять всякое отребье, лишь бы с полными карманами пришло. Тут ты прав – нельзя было допустить переправы через Зыть, – тихо ответил Весемир, не отрывая взгляда от поляны, усеянной телами.

Княжич задумчиво взглянул на мрачную кромку леса, напоминавшую высокую стену, высеченную из обсидиана.

– Осторожность – удел бояр да князей. А я воин, такой же дружинник, как и остальные. – Он обвёл рукой округу. – Моя обязанность – действовать, бить врага. Одно знаю: ждали бы утра – упустили бы их. А так и банду разбили, и награбленное вернём. Отправь-ка лучше людей поглубже в лес, уверен, они даже не успели спрятать добро.

Немного помедлив, Олег добавил:

– Им было не до того, мы им даже опомниться не дали.

Весемир вздохнул.

– Уже послал. Нашли. Там же всё и свалили, в сотне шагов. Да только добра маловато. В деревнях, что они обобрали, давно уж ничего ценного не осталось. Так, одна мелочь. Это ж надо, весь север разорили, сволочи! Люди впроголодь живут, даже отобрать нечего.

Покачав косматой головой, воевода оглядел поле.

– Большая шайка, однако, – пробормотал он. – Третий год их давим, а такой многочисленной еще не видывал. Настоящее войско! Я уж думал, сам Мишка-разбойник, стервец, их ведёт.

– И я так думал, но нет. – Разочарованно отозвался княжич, отбросив в сторону окровавленный пучок травы. – Ладно, время уже позднее. Оставь полсотни воинов. Павших сожгите, как положено по обряду, дружинный езист пусть молитву прочтёт. Раненых на телеги погрузите. Остальные – разбивать лагерь, ночь спустилась. – Олег поднял глаза, посмотрев на тяжёлые, низко плывущие над полем облака. – Не дай Зарог, дождь пойдёт. Спать после битвы под открытым небом…

– Добро, – кивнул воевода.

– Да караул не забудь выставить. Разбойничьи шайки в княжестве ещё не перевелись. Кто знает, сколько их ещё в лес ушло.

– Не забуду, – пробасил Весемир.

Задержав взгляд на великане, командующий развернулся и неспешным, но уверенным шагом направился к Святославу, державшему за поводья его коня. Дружинники, мимо которых проходил княжич, останавливались, прикладывая секиры к груди и склоняя головы в знак уважения.

Взобравшись в седло, Олег поднял руку, привлекая внимание ратников. Люди, занятые своими делами, замерли и подняли глаза.

– Други, сегодня вы покрыли себя славой! Не посрамили ни род свой, ни князя! Пускай же Владыка воздаст вам за храбрость, а павших на этом поле примет в чертоги свои!

Эти слова подвели черту под произошедшим. Воины, будто очнувшись, расправили плечи. Только теперь они осознали – битва окончена. Страх, сжимавший их сердца подобно железному обручу, наконец ушёл. Напряжение ослабло и дружинники разом закричали, вскидывая оружие к небу.

Этот оглушающий рокот не был воинским