Проходя мимо зеркала и поймав своё отражение, Катрин замерла. Сегодня она снова надела красивые вещи. Те, что ей подобрала Исалиэль.

— Для себя, — сказала она сама себе. — Я буду жить для себя.

Повисшая после этих слов тишина легла на плечи, давя нереализованными мечтами. Когда-то она мечтала выйти за стены. Мечтала быть охотницей, но женщин туда брали за редким исключением. Катрин смирилась. Со временем она даже убедила себя, что находится на своем месте, что приносит городу гораздо большую пользу, чем принесла бы охотницей. Так и было до недавних пор. Теперь на охотников учили. Это был её шанс, который ей почему-то не давали. Зато давали другим.

Сердце в волнении застучало чаще. Если она не может стать охотницей, то вполне может сражаться. По силе и телосложению она составит конкуренцию не одному мужчине. Тем более что Правитель Лим заберет с собой в королевство всех, кто будет достаточно сильным и выносливым, чтобы воевать. Женщин, особенно тех, кто умел сражаться и защищал раньше город наравне с мужчинами, он тоже допускал в свою армию. Это её шанс! Ей нечего терять: если она погибнет, то никого не оставит сиротой. Насколько она слышала, воевать могли уйти только те женщины, у которых не было детей или у кого они были уже достаточно взрослые.

Её мир снова стал ярче, наполнился смыслом. Преисполненная надеждой Катрин закрыла склад и побежала на поиски их Правителя. Наверное, нужно было продумать свою речь, подгадать удачный момент, но Катрин бы тогда сошла с ума от неопределенности. Оббежав места, где обычно днем работал Чонсок, и расспросив людей о нем, отправилась к дому, где расположен его кабинет. К общению наедине в официальной обстановке Катрин не была готова: этот человек никогда не нравился ей, что-то было в нем такое, что заставляло бояться даже без видимых причин, — но выбора не было.

— Правитель Лим, — негромко сказала она и замерла на пороге кабинета в ожидании, пока Чонсок обратит на неё своё внимание.

Когда взгляд его темных глаз замер на ней, Катрин непроизвольно сделала шаг назад и поежилась. Собственная решимость стремительно утекала. И пока она искала в себе силы заговорить, он с непроницаемым лицом сидел и изучал её. Сказать что-нибудь всё равно надо было, поэтому Катрин прокашлялась, поправила волосы у лица и на выдохе заговорила, к своей чести, ровным, твердым голосом:

— Я хочу отправиться на войну вместе с остальными. С оружием обращаться умею. В защите города не раз участвовала. Драться тоже умею. Родных нет. — Катрин судорожно искала ещё свои преимущества, которые позволят ей уйти из Изимы, но, как назло, волнение поглощало доводы разума.

— Нет, — коротко и выверено, как удар топора по шее приговоренного к смерти, ответил он.

— Спасибо, Правитель Лим, — пробормотала она и развернулась, чтобы поскорее уйти, но уже через пару шагов замерла и вернулась в кабинет. Обида взыграла внутри, делая безрассудной. Что это чужак возомнил о себе?! — Я полностью соответствую требованиям, которые предъявляли к воинам! И хочу сражаться! Сама! Почему нет? Вам не нужны люди?

— Мне не нужны люди, в которых я не могу быть уверен. Как и люди, которые ставят под угрозу жизнь остальных.

— Я никогда… — Катрин осеклась. Страшная догадка пробила её подобно удару молнии. Она испуганно на него взглянула.

— Ты действительно думала, что никто не узнает о том, как ты бегала к заключенному? Как носила ему еду и вела задушевные разговоры?

— Но он же не враг!

— Но и не друг. Он был помещен под стражу, и одного этого для тебя должно было быть достаточным, чтобы не приближаться к нему. Ты хоть примерно представляешь, какой угрозе подвергла бы город своими поступками? Если бы Сэм Джи действительно оказался шпионом Азуриана и сбежал, то у противника была бы информация о городе, жителях, о состоянии укреплений!

— Но я же не освободила его! — задыхаясь от охватившей паники и раскаяния, прокричала Катрин.

— И не собиралась? — В голосе не было ехидства, лишь холодная отстраненность.

Вопрос ударил под дых, окончательно подвергая её в смятения. У неё не было ответа. Она… не знала, а соврать не смогла.

— Разговор окончен, — отрезал Чонсок.

Из кабинета Катрин почти выбежала, и уже на складе, в нагромождении старых вещей, она вдруг поняла, зачем хотела уйти, зачем ей нужно было в королевство. Там, за барьером, она мечтала встретить его, Сэма. О своей глупой, наивной надежде она догадалась только сейчас.

— Значит, не судьба Сэм Джи, — прошептала она и опустилась на пол. — Храни тебя Создатель.

— Катрин, — тихо позвала её вернувшаяся Исалиэль.

Катрин встрепенулась и облегченно выдохнула. Наконец-то! Можно пожаловаться, поплакать, повозмущаться! Но когда она увидела лицо подруги, то нехорошее предчувствие скрутило внутренности в тугой узел напряжения и подступающего страха.

— Почему сидишь на полу? — голос Исалиэль был под стать выражению лица и пугал отраженной там душевной болью.

Собственное горе сразу забылось. Катрин поднялась и преувеличенно бодро сказала:

— Устала, плохо спала. А у тебя что стряслось? Опять маг, да? С Дарием поругались? Или Фенрис обидел?

— Я пришла попрощаться, — прервала её поток предположений Исалиэль. — Завтра ухожу в Дэйлор.

— Но ты же вернешься? — от надежды, которая сквозила в этом вопросе, покоробило обеих.

— Не знаю, — честно ответила Исалиэль.

— Но почему?.. — Катрин чувствовала, как её мир рушится, теперь уже окончательно, и как это остановить она не знала. — Не спеши так, может, ещё всё наладится с Дарием. Он же любит тебя, да и ты его. Ну нельзя же так…

Слезы побежали по щекам эльфийки, и та не стала их прятать.

— Дарий здесь ни при чем.

— Он с тобой уйдет? Магов же сейчас много и без него…

Исалиэль вздрогнула, словно её ткнули в особо больное место, и покачала головой.

— Он останется здесь, а потом отправится на войну. Я не смогла его переубедить. Прости, но я не хочу больше об этом говорить. Пришла только попрощаться и сказать, что проведу оставшийся день с Дарием.

Катрин обняла её и стиснула, не в силах отпустить ещё и её.

— Это всё он, твой брат, да? Он не разрешает Дарию уйти? Он такой же, как и Чонсок, жестокий…

— Нет, — тихо всхлипнула Исалиэль, перебивая её. — На сей раз нет. Фенрис говорил с нами обоими, и ему выбор дал.

— А тебе?

— Пожалуйста… Ни о чем не спрашивай. Мне так больно… И моя мама… Она… Я… Я пойду. —