Ликующий Мо Жань улыбался так широко, что глаза почти исчезли с его лица, превратившись в узкие щелочки. Он не возражал даже против того, что Чу Ваньнин поедет выполнять задание вместе с ними.

Пригласив с собой Ши Мэя, Мо Жань доложил обо всем учителю, и, оседлав коней, они трое отправились в путь, в городок Цайде, где разбушевалась нечистая сила.

Свое название, означавшее «разноцветные бабочки», город получил благодаря обилию бабочек, что кружили над улицами, прилетая с окрестных полей, растянувшихся на десятки ли, где в изобилии росли всевозможные цветы.

Наставник и его двое учеников прибыли на место уже под вечер. Подъезжая к воротам, они услышали доносившийся из города шум множества голосов и звуки музыки. Из переулка показалась процессия одетых в красное музыкантов, играющих на зурнах[30].

– У них тут свадьба? Но почему вечером? – с любопытством спросил Ши Мэй.

– Это посмертная свадьба, – пояснил Чу Ваньнин.

«Посмертная свадьба», также называемая «призрачной свадьбой» или «браком мертвецов», была народным обычаем, суть которого заключалась в проведении посмертной церемонии бракосочетания для тех юношей и девушек, кто умер слишком рано и не успел вступить в брак. В бедных городах этот обычай не прижился, но в богатом и процветающем Цайде «посмертные свадьбы» были обычным делом.

Грандиозная свадебная процессия разделилась на две шеренги: в первой люди несли отрезы настоящего шелка, а в другой – корзины с ритуальными деньгами. В середине процессии шли восемь человек, которые несли на плечах большой паланкин с украшениями красного и белого цветов и с фонарем на шесте. Свадебная процессия неторопливо входила в город откуда-то с окраины.

Натянув поводья, Мо Жань со спутниками прижались к обочине, пропуская шествие. Когда паланкин поравнялся с ними, они заглянули внутрь и увидели, что там сидит не живой человек, а «призрачная невеста», сделанная из папье-маше. «Невесту» хорошо накрасили: алые губы и два красных пятна на щеках, напоминающих окрашенные светом зари облака, ярко выделялись на белом от пудры лице-маске, и оттого нарисованная улыбка «новобрачной» выглядела пугающе.

– Ну и дурацкие же здесь обычаи. Им что, деньги карман жгут? – прошептал Мо Жань.

– Жители Цайде очень серьезно относятся к искусству фэншуй и считают, что в семье не должно быть одиноких покойников, иначе неприкаянные духи умерших навлекут на нее множество бед, – ответил Чу Ваньнин.

– Но ведь это пустые домыслы!

– Местные считают, что это правда.

– Эх, и то верно. Этот обычай существует в Цайде уже сотни лет, и, даже скажи я им, что зла, которого они страшатся, не существует, вряд ли они со мной согласятся.

– И куда направляется свадебная процессия? – тихо спросил Ши Мэй.

– По дороге сюда мы проезжали мимо местного храма, в котором не было ни статуи Будды, ни изображения какого-либо другого божества, на притолоке висел иероглиф «двойное счастье», а столик для подношений был усыпан лоскутами красного шелка с поздравительными надписями вроде «Союз, заключенный на небесах» и «Да будет брак в загробном мире гармоничным». Полагаю, они идут именно туда.

– Я тоже заметил этот храм, – задумчиво произнес Ши Мэй. – Учитель, в нем они поклоняются призрачной распорядительнице?

– Верно.

Образ призрачной распорядительницы, сочетавшей в себе черты божества и злого духа, был плодом народного воображения. Люди верили, что вступающим в брак мертвецам, как и живым, требуется соблюдать все необходимые обряды и их брачный договор также должен быть заключен в присутствии распорядителя, который подтверждал, что отныне двое умерших состоят в браке. Само собой разумеется, в Цайде, где обычай «призрачных свадеб» был чрезвычайно распространен, изготовили позолоченную статую призрачной распорядительницы и поставили в храме за пределами города, рядом с кладбищем. Члены семей, решивших устроить умершему родственнику «посмертную свадьбу», должны были сперва отнести в храм «невесту» и поклониться призрачной распорядительнице и только после этого могли наконец похоронить «новобрачного».

Мо Жаню нечасто приходилось быть свидетелем таких нелепых сцен, поэтому он наблюдал за «призрачной свадьбой» с большим интересом. Чу Ваньнин же лишь скользнул по процессии равнодушным взглядом и проговорил, разворачивая коня:

– В путь. Поглядим на дом, где разгулялась нечистая сила.

– О, уважаемые бессмертные мастера, до чего горька моя участь! Но вы наконец-то здесь! Если никто не сможет мне помочь, я… я просто не захочу больше жить!

Человеком, который обратился к духовной школе пика Сышэн с просьбой об изгнании злого духа, был самый богатый торговец в городе, господин Чэнь.

Его семья, занимавшаяся производством пудры, состояла, не считая супруги, из четверых сыновей и одной дочери. Когда старший сын женился, молодая жена не пожелала жить в одном доме с его большой шумной семьей, и они стали подумывать о переезде. Деньги не были проблемой для богатого и влиятельного семейства Чэнь, поэтому они присмотрели для молодоженов большой участок земли с природным горячим источником в тихом месте у подножия горы к северу от Цайде и тут же его купили.

В день, когда начали расчищать площадку под строительство фундамента нового дома, лопата одного из работников вдруг наткнулась на что-то твердое. Жена старшего сына подошла посмотреть, что там, и немедленно рухнула в обморок от ужаса. Оказалось, что под землей был зарыт новенький гроб, выкрашенный красной краской!

Покойников Цайде обычно хоронили на общем кладбище, и было неясно, как этот кроваво-красный одинокий гроб мог оказаться у северной горы, да еще и просто закопанный в землю, без могильного холма и надгробия.

Разумеется, они не осмелились дальше откапывать гроб, – наоборот, торопливо закидали его землей; но было поздно. Начиная с того дня в семействе Чэнь одна за другой начали происходить странные вещи.

– Первое несчастье случилось с моей снохой, у которой от сильного испуга случился выкидыш, – причитал господин Чэнь. – Потом беда постигла моего старшего сына: он отправился в горы за лекарственными травами для своей супруги, поскользнулся и, оступившись, упал вниз. Когда его нашли, он был уже мертв… Ах! – Он тяжело вздохнул и только махнул рукой: ком в горле мешал ему говорить.

Госпожу Чэнь тоже душили слезы. Непрерывно вытирая глаза платком, она продолжила за мужа:

– Мой супруг все верно рассказал. В течение следующих нескольких месяцев на головы наших сыновей продолжали обрушиваться несчастья. Кто-то умер, кто-то пропал – так из четырех сыновей мы лишились уже трех!

Наморщив лоб, Чу Ваньнин перевел взгляд с четы Чэнь на их смертельно бледного младшего сына. На вид ему, как и Мо Жаню, было около восемнадцати лет. Юноша был недурен собой, но сейчас приятные черты его лица исказил