— Я не буду её убирать, — без тени сомнений и беспокойства сказала Лоран и твердо посмотрела в глаза дочери.

Тэруми выхватила оружие и даже приготовилась его бросить в ведьму, но… не смогла. Пальцы с силой впились в рукоять, там и замерли — костяшки пальцев побелели.

— Мне следовало настоять на разговоре с тобой раньше, как только узнала о тебе…

— Прекрати! — оборвала её Тэруми, отступая от невидимой преграды и от матери назад. Что из них было невыносимее — она не знала. Но её душевные силы стремительно заканчивались. Желание убежать смешивалось с тоской о Кыте, который, будь он с ней, справился со стеной, прогнал бы ведьму. — У меня в плену у эльфов не случилась потеря памяти, и за это время я не воспылала к тебе любовью, поэтому оставь свою драму для Лайи и Аларика. Они на неё покупаются и прощают.

— Я не прошу меня полюбить. Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты всегда была со мной, в моем сердце. Я любила…

— Заткнись! — закричала Тэруми, согнулась и прижала кулаки с зажатыми в них кинжалами к ушам, не желая слышать лживых речей.

— Я знаю, что виновата. Я должна была оставить для тебя письмо, где всё бы рассказала сама, где объяснила, почему ухожу. Ты была слишком мала, чтобы прочитать его, но я должна была придумать, как передать его через кого-нибудь, потом, спустя время…

Тэруми упрямо топнула ногой, заставляя себя держаться и не плакать. Она же танэри, где её выдержка? Почему показывает этой женщине, как ей больно? Почему ей вообще больно?

— Письмо? — едко спросила она, наконец-то находя в себе силы выпрямиться. Оружие снова заняло место в ножнах. — Ты себя слышишь? Письмо? Серьёзно? Это бы всё решило? По-твоему, понимание, почему ты так поступила, исправило бы всё, что было? Знание, почему меня ненавидит мой отец и почему меня оставила мать, сделало бы меня счастливей?

Лоран тихо ахнула, впервые с начала разговора теряя свою решительность.

— Чжан очень любил тебя, ты была его сокровищем, его принцессой. Он так тебя и звал… Моя маленькая дэйра.

Тэруми расхохоталась. Смех был с горьким вкусом разбитых мечт, детских невыплаканных слез, боли и разочарований.

— Хочешь знать, что он сказал мне в нашу последнюю встречу? — неожиданно успокаиваясь и полностью возвращая себе присутствие духа, язвительно сказала Тэруми, подходя ближе и смело устремляя взгляд в глаза матери. — Что хотел сломать меня. Так он мстил тебе. Вот только у него не вышло. И у тебя ничего не выйдет.

Тэруми приложила обе ладони к удерживающему барьеру. Руки стало невыносимо печь, но она не убирала их. Стояла и с мстительным огнем в глазах смотрела на Лоран. Кожа стала покрываться волдырями, но Тэруми не реагировала на боль тела. Она умела быть стойкой перед лицом врага.

Когда у Лоран вышло сбросить охватившее её оцепенение, она поспешила убрать заклинание.

— Прости меня, — взмолилась ведьма, падая на колени и хватаясь за одежду Тэруми. — Я не думала, что так будет… Чжан, он… Прости меня… Я бы никогда не оставила тебя с ним, если бы знала, что…

— Моя мать умерла, когда я была маленькой, — презрительно проговорила Тэруми и отбросила её руки.

Дверь за ней тихо скрипнула и закрылась.

* * *

Тэруми провела последующие часы, прячась от всех. Хорошо, возможность была: её смена наступит после обеда. Пережить только совместную трапезу, а там уже будет легче: одна на стене. Лишь ветер и простирающийся простор. Небрежно перевязав руки, она направилась в столовую.

— Тэ, что случилось? — испуганно спросил Чонсок, сразу замечая её перевязанные руки.

— Была в кузнеце Давида и схватилась за кочергу. Не знала, что она была ещё горячей.

— Э-э-э-э… — оторопело протянул Давид, но под тяжелым, выразительным взглядом Тэруми, торопливо добавил: — Не успел предупредить.

— Почему не пришла ко мне? Я бы вылечила, — встрепенулась Лайя, с жалостью смотря на сестру.

— Спасибо, ведьмочка, я позже обязательно приду.

— Сильно болит? — тихо спросил Чонсок, ласково касаясь её лица, не зная, как ещё помочь.

— Всё хорошо, амэнэ, — улыбнулась ему Тэруми и неуклюже подцепила ложку, показывая, что нужно есть, а не говорить. Хотя очень хотелось дать этой ложкой по лбу одному гадкому эльфу, который не сводил с неё взгляд.

Какое-то время все молчали, бросая сочувственные взгляды на девушку, а потом постепенно возобновили привычные разговоры. Лайя ела и тайно следила за Тэруми. В её историю про кочергу мало верилось. Да и сестра была подозрительно молчаливая и погруженная в себя. Не то чтобы она всегда была душой компании за общим столом, но сейчас особенно чувствовалась её отстраненность.

Лайя толкнула под столом ногу Фенриса, муж мельком глянул на неё. В его глазах она прочитала такие же сомнения. Это ещё больше укрепило её беспокойство.

Заставить себя поесть Тэруми так и не смогла. Все желания словно исчезли, а чувства застыли. И хоть физически она была здесь, её душа осталась в той комнате, где ладони упрямо касались заклинания ведьмы. Если подумать, очень действенное заклинание, пригодится.

— У светлых ведьм есть заклинание, которое запирает темных ведьм и не дает им выбраться из ловушки, — сказала вдруг Тэруми сестре, вырываясь из своей странной апатии. — Выучи его, полезное. Пригодится, если попадется кто-нибудь типа Карины.

— Откуда… — начала Лайя, но Тэруми поднялась и сообщила напоследок:

— Пойду. Обещала ребятам сегодня пораньше прийти и сменить. До вечера.

Чонсок проводил глазами Тэруми и медленно сжал ложку, сгибая её, а затем стал скользить взглядом по изимцам в поисках Лоран.

— Чон, — предупреждающе произнес Фенрис и перешел на азурианский, чтобы изимцы не поняли их: — Ты сначала поговоришь с Тэруми, а потом мы подумаем, как быть. Всё может оказаться не таким, как выглядит.

— Я убью ведьму, если она хоть пальцем тронула Тэ, — зло ответил он на азурианском.

— Тэруми не даст себя в обиду.

Чонсок не стал убеждать в обратном. В конце концов, другую, уязвимую Руми, знал только он. Обозначив время общего собрания, Чонсок ушел. Аларик поднялся. Его намерения несложно было угадать. Взгляд был разъяренным, а грудь тяжело вздымалась, не справляясь с чувствами внутри.

— Аларик, не лезь! Это не твоё дело! — строго сказала ему Лайя и схватила за руку, пытаясь усадить обратно.

Он рванул свою руку и размашистым шагом вышел, так и не найдя взглядом мать, но зная, где та может быть.

Лайя тихо простонала и уткнулась мужу в плечо.

— Черт, что ж такое? Ну почему всё не может быть