– Ага, значит, всё верно. Живые завелись, – произнесла она и коротко кивнула. – Следуем за мной, мышата. Без единого писка и вздоха.

Бродяги продолжали громить вагон с каким-то задорным безумием.

Двери тамбура закрылись, отрезая шум погрома, и сразу стало тише. Мы перешли в следующий вагон, который мерно покачивался в такт хода. За окнами мелькали столбы и фонари.

– Это что-то новенькое, – пробормотал Макс.

– Как круто выглядит! – воскликнула Надя.

– Что здесь вообще происходит? – спросил я.

Вагон, который ранее был пустым, пыльным и заброшенным, сейчас оказался погружён в мягкий зеленоватый свет настольных ламп. Справа и слева вдоль стен выстроились школьные парты и столы, заставленные… разным. Взгляд сразу выхватил глобус на подставке, стопки учебников и книг с яркими обложками, пеналы и рюкзаки, два стареньких дипломата со ржавыми замками, сборные деревянные модельки машин и паровозов, свинью-копилку оранжевого цвета. Между окнами справа висела карта мира, а слева – плакат с изображением мчащегося сквозь метель паровоза, очень похожего на наш, только сильно новее. Большими красивыми буквами было написано: «А ты успел заразиться духом приключений?»

Увидев надпись, я сообразил, что всё ещё держу в руке блокнот в кожаном переплёте из прошлого вагона. Убрав его в рюкзак, я обернулся к женщине.

– Как много дел, как много дел, – пробормотала она себе под нос. – А ещё и вы. Прибавили хлопот. Пришлось заскочить в последнюю секунду.

– Кто вы такая?

Женщина на вид была не старше нашей мамы. Одета в чёрно-белое широкое платье, из которого во все стороны торчали птичьи пёрышки. Волосы у неё были длинные и прямые, тоже чёрные, с нитями седины. Женщина странновато подёргивала головой и двигала скрюченными пальцами, на которых отросли длинные и острые ногти (белые и чёрные, кстати).

– Мне сообщили про незаконное и глупое проникновение, – сообщила незнакомка, глядя как бы на каждого из нас и на всех одновременно. – Ага. Двое живых, одна местная. Плохо, но не настолько, чтобы отрывать меня от чашки душистого чая с ягелем. Вы, мышата, как тут оказались?

– Нечего вот так запросто оставлять паровозы без присмотра, – ответила Надя. – Любой желающий может забраться. А мы дети глупые, за нами глаз да глаз нужен. От скуки дел наворотим, знаете ли.

– Без присмотра, – повторила женщина. – Всё верно. Вы, значит, забрались в паровоз поглазеть, а в это время пришёл его хозяин и отправился в путь по линии судьбы. Как время-то совпало. Время, оно такое. Любит изгибаться, переплетаться судьбами и направлениями, сталкивать между собой или, наоборот, разделять. Бывает, две судьбы всё время движутся параллельно, то есть линиями, которые никогда не пересекутся, и даже не знают друг о друге. Представляете, мышата?

Она задумчиво посмотрела на дверь за нашими спинами. Сквозь мерный шум колёс были слышны другие звуки – разрушения. Бродяги продолжали бесноваться.

– Позвольте представиться, – сказала женщина. – Я Варуна, чинительница высшего порядка, наблюдающая за линиями судеб и дорогами жизни на конкретно вверенном мне участке железнодорожного полотна Изнанки. Чтобы хозяева поездов добирались вовремя, чтобы судьба завершилась как надо и чтобы никаких происшествий и случайных мышат. И тут вы. Живые души строго запрещены на пути следования на Вокзал, которого нет. Это, если хотите, опасно, страшно и грозит последствиями.

– Какими последствиями? – спросил любопытный Макс.

– Терминация всего. То есть уничтожение, разрушение, ликвидация, конец этого мира, завершение, прерывание, катастрофа…

– Мы осознаем вину, больше так не будем, можно нам высадиться? – перебила Надя. – А то бабушка будет очень злиться.

– А кто ваша бабушка?

– Наша бабушка повелительница прошлого Петербурга. Отвечает за память о городе, повелевает чинителями второго порядка, которые латают швы времени, и ещё хорошо знакома с большой белой рыбой!

– С большой белой рыбой? – эхом повторила Варуна. – Той самой, которая?..

– Вот именно.

– У неё в пасти…

– Миллион ледяных зубов, ага.

– И ещё она…

– Точно-точно. Её сложно найти, легко потерять и невозможно забыть, – сказала Надя уверенным тоном (а ведь всем известно, что уверенный тон – это половина успешного дела). – Поэтому нам бы как-нибудь незаметно высадиться и вернуться к бабушке, пока она не подняла шум. Заодно предотвратим эту вашу терминацию. Мало ли что.

Надя, конечно, умела преувеличивать.

Варуна задумчиво потеребила подбородок острыми коготками.

– Если бы всё было так просто, – сказала она некоторое время спустя. – Я бы с удовольствием высадила вас сразу же. Но поезда, следующие на Вокзал, которого нет, просто так ничего не отдают.

– Что это за Вокзал? – спросил я.

Варуна хотела ответить, но в это время двери распахнулись и в вагон ввалились бродяги.

Они снова закутались в свои потрёпанные телогрейки и спрятали молотки. Лица блестели от пота. Грязь стекала с подошв ботинок на пол.

– Дезинфекция идёт по плану, – сказал Урос и облизнул губы раздвоенным языком. – Прошу занести в протокол.

– Очищение первой стадии завершено, – сказал Борос карикатурно важным тоном. – Переходим к стадии номер два.

Оба лыбились. А потом совершили вот что: вышли между вагонами, легко и непринуждённо подняли два металлических листа, будто занимались подобным много-много раз, одновременно запустили руки вниз – в грохот, лязг и ледяной ветер – и без видимых усилий отцепили разрушенный вагон. Тот с грохотом отъехал по рельсам, теряя скорость. Расстояние между нами и вагоном стремительно увеличивалось. Передо мной открылось огромное заснеженное полотно от горизонта до горизонта. Вдалеке серое небо соприкасалось с полосой снега. Справа и слева сквозь сугробы иногда проскальзывали чёрные линии рельс, то переплетающиеся между собой, то разбегающиеся в стороны.

Впереди (а вернее, получается, позади) ярко вспыхнуло, ветер взвился, вспучив снежную пелену жёлто-красным свечением. Донёсся грохот взрыва. Чёрные вихри дыма в ускоряющемся далеке́ поднялись в воздух, а в стороны разлетелись горящие обломки. Они падали в снег, оставляя дымящиеся борозды. Паровоз же мчался вперёд, словно пытаясь как можно быстрее спасти нас от этого ужасающего видения.

Мне вдруг показалось, что я вижу кое-что ещё странное: по снегу за поездом бежали рыжие лисицы, но не обыкновенные, а со светящейся шерстью. Они оставляли яркие следы – пучки света поднимались и растворялись в серости облаков. Я моргнул, и видение растворилось. Прошло несколько секунд, и всё успокоилось – снег, редкие линии рельс и ещё более редкие чёрные деревья. Следы взрыва остались где-то позади.

Бродяги шагнули в вагон.

– Стандартные подходы уничтожения живого духа здесь не работают, – сказал Урос, захлопывая дверь тамбура. – Попрошу отметить