О боги и бесы Диастимы, камни просто свалили в кучу!

Алмазы с кусками плоти рассыпались по разноуровневой газовой столешнице. Казалось, они хаотично висят в воздухе. Я думала, нас с Пенелопой выставят вон, но Крус шепнул, что стерильность обеспечивает состав воздуха в оперблоке. От нас требовалось только помалкивать. Эйден небрежно махнул над столом, и над верхним уровнем, выше алмазов, появилась схематичная конвисфера тела Кая. Это был один в один он, только полупрозрачный и расчерченный на органы, как в учебниках анатомии. Эйден перелистал схемы: системы дыхания, пищеварения, опорно-двигательную и другие, инфракрасный режим графики, ультрафиолетовый и так далее. Я чувствовала страдальческую маску, сковавшую лицо. Наконец Эйден удовлетворился проверкой:

— Нормально. Самина будет ассистировать. У неё огромный опыт вивисекции тараканов. А ещё она предоставила мне Кассиуса Фокса, этого моего убийцу из Бюро ЧИЗ, для сотни-другой экспериментов. Черновые тренировки сегодняшней операции прошли успешно, и теперь на господине Фоксе испытывают суспензию из крови жорвела. А мы перейдём на чистовик. Эмбер, у тебя вопрос?

— А что будет с господином… Кассиусом Фоксом в итоге?

— Ему предлагали смерть. Мы же не звери, — Эйден приподнял бровь. — Контракт на эксперименты закончится через девяносто лет, и он сядет в обычную тюрьму. Всё? Начнём.

Они использовали инструменты и приборы, названия которым я не могла дать даже приблизительно. На мой взгляд, они делились на блестящие и матовые штуки, а самая крупная была не больше моей ладони. При помощи мелкой матовой штуки Эйден выпустил в капилляр на конвисфере какую-то бесцветную жидкость. Самина пояснила:

— Он запускает эмульсию сегментоботов в контрольные точки на схеме, сегментоботы будут очищать живые ткани и распределять куски по местам. А растаскивать будут вот эти пустулы из нанографена.

— Это как курсоры, только захватывают реальные объекты? — спросила я.

— Правильно, — ответил Эйден и зачем-то поменял мелкую матовую штуку на блестящую покрупнее. — Сегментоботы распознают гранецентрированные кубические решётки алмаза, одежду, комм, пирсинг — и просто отсекают в процессе. Клетки эзеров очень специфичны, их ни с чем не спутаешь. Если Бритц выживет, хотя сто процентов успеха невозможны ни при каких обстоятельствах, ему придётся заново прокалывать и татуировать всё, что было проколото и татуировано.

— Невелика беда, пусть только выживет.

— А если умрёт, бед у него вообще не будет. Логично?

Я с трудом сглотнула и поняла, зачем Крус попросил молчать. Эмульсия сегментоботов разлилась по сосудам на схеме, нанографеновые пустулы хватали алмазы и раскладывали на разные уровни конвисферы тела. Эйден переключал схему с режима на режим, вручную правил настройки. Хотя «вручную» было очень условным определением: ведь император был просто осязаемой программой. Имитацией материи. Алмазы растаяли, в воздухе повис запах крови. Эйден убрал инструменты и, помолчав минуту без движения и собрав на себе все наши взгляды, пожал плечами:

— Всё. Кайнорт Бритц больше не самый дорогой мясной салат в империи.

Схематичные разметки истончались и пропадали, и вот уже на столе осталось реальное тело. Мой бледный мёртвый Кай. И ничего не происходило. Я попросила разрешения надеть ему на руку его часы со стрелками. Какой холодной была его кожа! Пальцы не сразу послушались, но подарок Зеппе вернулся на белое запястье с голубыми прожилками.

Теперь осталось ждать. Самина убирала инструменты, стараясь не звякать. Эйден направился к выходу и бросил мне:

— Эмбер, выйдем.

Я послушно шла за ним, как на верёвочке. В холле император уселся на подоконник, а я пролепетала:

— Слушаю, ваше величество.

— Есть одна ибрионская пословица. Если сильно ждёшь рассвета, тормозится скорость света. Отвлекись. Крус рассказывал, что на Зимаре ты видела кряж Тылтырдым. Знаешь, как он образовался?

— Да, — полгода я старательно учила метаксиэху и надеялась, что смогу подобрать нужные слова для такой необычной темы. — Кольца планеты рухнули на экватор. Теперь внутри кряжа движется древний коллайдер, который… не знаю, как иначе выразиться… ожил. Давным-давно Зимару посетила более развитая цивилизация. Гости построили туннель, долго пользовались коллайдером, делились знаниями с аборигенами. И улетели, когда случилась катастрофа. Коллайдер остался заброшен, а нохты одичали и выродились в песцов.

Эйден кивнул и провернул виртуальные браслеты на запястьях. Искомая информация плеснула с браслетов в воздух брызгами непонятных документов и голографий неизвестных планет.

— Я много рылся в архивах Ибриона в последнее время, — пояснил император. — Искал что-нибудь о Зимаре. Но оказалось, что обратиться следовало к истории Цараврии. Разумная жизнь здесь появилась раньше, чем на основной планете. Колонисты, которые основали империю, вначале поселились тут.

— О… О! — осенило меня. — Так это объясняет, зачем им понадобились жабры.

— На самом Ибрионе нам они ни к чему, там воды хоть и много, но не слишком. Это многие замечают, но единицы знают, как так вышло. Заселить Ибрион колонисты не могли, потому что ещё не умели адаптироваться к его гравитации и магнитосфере. На Цараврии развернули обширные исследования. Но первые имперцы уже тогда были хитры и дальновидны, и использовать собственный дом как полигон для опасных исследований не стали.

На передний план из архивного вороха выплыла планета с широкими, как поля шляпы, ледяными кольцами. Я подвела итог:

— И тогда они выбрали Зимару.

— Аборигены были радушны, очень сообразительны и готовы помочь. Но когда что-то пошло не так, имперцы просто улетели. Бросили всё за несколько дней до катастрофы. До. Эвакуировать нохтов своими силами они тогда не могли. Обращаться в Бюро ЧИЗ за помощью означало признать за собой опасные эксперименты на чужой земле.

Я открыла и закрыла рот, не зная, что сказать. Тот, кто сидел передо мной на подоконнике, не был виновен в гибели цивилизации нохтов. Но разве он не губил других планет? Империя Авир — сияющий, притягательный и непобедимый центр вселенной — выросла на почве обыкновенных людских пороков из семян беспринципной жестокости, свойственной человеку разумному.

— Есть что-то справедливое в том, что меня убили с помощью Зимары, Эмбер.

С сухой деловитостью доктора Эйден взял мою руку, чтобы пощупать пульс, и вдруг по его пальцам от моих вен заструилась синяя жидкость.

— Что это? — я испуганно выдернула руку, но жидкость уже собралась на ладони императора.

— Диагностический гель, — ответил он, изучая лужицу. — Мне нужно твоё согласие на операцию по контракту с кибернетиками.

— Операцию? А что со мной?

— Мне казалось, больницы на Урьюи не так плохи, чтобы ты уже не знала.