* * *

– Ваше императорское величество, – поклонился канцлер Шереметев Федор Васильевич, начинавший служить еще ее отцу и зарекомендовавший себя как честный и грамотный человек. Поэтому, когда Ксения взошла на престол и побеседовала с Федором Васильевичем, то возвысила его от начальника иностранного приказа до канцлера империи. Ну а вновь назначенный канцлер с удвоенной силой принялся наводить порядок в империи. Да еще взял в привычку ежедневно докладывать Ксении Федоровне о состоянии дел.

– Сынок, иди поиграй с няней, – сказала она мальчонке лет четырех, сидевшему у нее на коленях, и сделала знак няньке, стоявшей у стены.

Малыш вначале хотел заупрямиться, но тут же оставил попытку непослушания – хоть и маленький был, но понимал, что спорить с матерью бесполезно. Императрица посмотрела вслед малышу и, тяжело вздохнув, обернулась к канцлеру.

– Слушаю вас, Федор Васильевич, – сказала императрица, усаживаясь удобней в кресло. Это была довольно красивая женщина двадцати четырех лет, среднего роста, с большими зелеными глазами и располагающей к себе улыбкой. Три года назад она овдовела и, как и положено, год соблюдала строгий траур по погибшему мужу. После чего так же, как и раньше, стала устраивать балы, посещать театр и даже совершать конные прогулки в окружении свиты.

Пять лет назад, за полгода до своей смерти, отец Федор Иванович вместе с боярами почти насильно выдал ее за датского принца Кристиана. Но тому, видно, не по нраву пришлось быть консортом огромного государства. Никто не знает, что его не устраивало, но вскоре после свадьбы, немного привыкнув, принц-консорт ударился в загулы. Нередко его притаскивали настолько пьяным, что он испражнялся прямо в штаны. После чего он притихал на неделю, а потом все повторялось вновь. В один момент случилась замятня с пробоем недалеко от столицы, куда и отправили принца-консорта во главе войска. Пробой был совсем малый и с ним справился бы и местный воевода с тремя десятками стрельцов и полусотней ополчения из крестьян. Но вот так уж получилось, что в этом походе и погиб принц Кристиан. Злые языки утверждали, что принца просто прибили по приказу императрицы, так как ей надоело испытывать позор за поведение своего супруга. Правда, утверждали они это, боязливо оглядываясь вокруг, как бы кто лишний не услышал и не донес. На некоторых доносили, и летели головы за поклеп на государыню, хотя желающих помыть кости императрице не уменьшалось. Правда, никто императрицу сильно и не осуждал, уж очень недобрая молва шла про принца Кристиана.

– Шуйские все-таки не успокоились, и третьего дня был перехвачен гонец к князю Бельскому Богдану с письмом, в котором уговаривают его склониться на свою сторону. Все-таки в настоящий момент был он воеводой и под рукой имел людишек оружных. Так как сиденье ваше на престоле есть насмешка над боярскими родами, более достойными трона земли Русской. Да и Бориска Годунов никак не успокоится, – продолжал тем не менее Федор Васильевич. И чуть погодя положил перед императрицей перехваченное письмо, пробежав которое глазами, та отложила его в сторону и нахмурилась.

– Все-таки решили собрать коалицию, и ведь ухватить их не за что, хотя… – задумчиво протянула Ксения Федоровна. – Как думаете, мы выстоим, если вдруг они решат выступить.

– При условии, что в самом начале они не смогут причинить вред вам. Тогда можно надеяться, что мы победим. Церковные иерархи ведь тоже в стороне не останутся, патриарх Филарет явно дал понять, что верен вам, императрица. Значит, и простой люд пойдет за вами. Конечно, могут на трон и короля Сигизмунда Вазу пригласить, но захочет ли он – пока неизвестно.

– Хорошо, держи меня в курсе. – Императрица глянула на канцлера.

– Вот, ваше величество, полковник вашего полка Иван Черемисин доложил. – И снова на стол перед Ксенией Федоровной легло несколько листов, которые она нехотя взяла, но по мере чтения ее лицо принимало все более удивленный и озабоченный вид.

– Когда это было? – спросила она.

– Почти седмицу назад.

– Почему только сейчас я об этом узнаю? – снова нахмурилась женщина.

– Хотел сам все перепроверить, мало ли что.

– И как, перепроверил? – усмехнулась она, посмотрев на канцлера.

– Да, все точно, до последней запятой, думаю, парнем надо заняться.

– Если им уже кто-нибудь не занялся, с такими показателями.

– О нем никто не знает, кроме профессора Преображенского и его секретарши, но они ведь под клятвой крови, да отца мальчишки.

– А где он сейчас?

– Так служит в московском охранном полку.

– Что, даже не у отца? – удивилась Ксения Федоровна.

– Нет, отец его принципиально в свой полк не взял, чтобы поблажки не было. Считает, только так из парня толк выйдет.

– Хм-м, другие бы пригрели сынка у себя, а этот… хотя и неудивительно. Живет он где?

– Так в казарме, даже домой не ходит.

– Ну тогда пригласи ко мне на завтра отца его, хочу поговорить с ним.

– А парня не надо?

– Пока нет, пусть служит, но смотреть за ним, как за собственной дочерью на выданье, всех от недоросля гнать и записывать тех, кто интересоваться им будет. Все, Федор Васильевич, иди, а то там просители уже копытом бьют, не дождутся, когда ты выйдешь.

* * *

– Слышишь, Димка, а где ты так палить из фузеи научился? – спросил Егор Силантьев, здоровенный парень, сын купца.

Димка никак понять не мог, чего он служить пошел, сидел бы в лавке при отце, все сытней было бы. На вопросы же об этом Егор отвечал, что не по нем эта торговля. А Димке как-то признался, что не может он нормально торговать, вечно проторгуется. Вот отец и драл его как сидорову козу, да только это не помогало. Егору это основательно надоело, и он стал старательно избегать становиться за прилавок в семейной лавке, за что тоже немало получал. Вот как-то и уговорил он крестного, который служил помощником дьяка в разбойном приказе, чтобы тот помог пристроить его в охранный полк.

– Так меня дома отставной казак учил, по тятькиной просьбе, и со штуцером, и с саблей, да и так, ухваткам разным. Да и сложного там ничего нет, просто в момент выстрела глаза не закрывай, потому что уводишь штуцер от цели.

Как-то так получилось, что подружились они с Егором, парень был здоровый и сильный, но очень добрый и даже наивный. Служил Дмитрий вторую неделю, он был привычен к казарменному быту. Раз в неделю тех, кто был из Москвы,