Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 102

Будь на Айки прежние разбитые башмаки, ей бы далеко не убежать. Но добрая госпожа Дагерта подарила девушке свои старые сапожки — и Айки легко, как олененок, летела по неглубокому снегу.

Но за олененком неслась волчья стая. Парни были сильнее и выносливее Айки. Вино ударило им в голову, а не в ноги. Девушка понимала: догонят!

Топор, без которого она с детства не выходила за ворота, остался на постоялом дворе. Лисью шапку Дождика она взяла с собой, а про топор даже не вспомнила.

Уже близка была старая ива. Айки неслась к ней, не жалея сил, словно дерево было вехой спасения.

И не удивилась, вылетев на обрыв и увидев внизу знакомую тонкую фигурку.

— До-о-ождик!

Стала спускаться, сорвалась, кубарем полетела по склону на лед. Дождик помог ей встать.

А с кромки обрыва уже кричал Хиторш:

— Поймали мы их, парни, догнали! Говорил я, что эта сучка к своему кобелю спешит! А вот мы покажем, что в эту игру лучше, чем он, играем! А из кобеля тесто замесим!

— Бежим! — дернула Айки своего друга за рукав. Она понимала, что он ей не защита.

А Дождик молча глянул на стоящего над обрывом парня. Затем обернулся к Айки.

Девушка ахнула. Рядом с ней стоял не Дождик.

То есть Дождик… кажется… но…

У ее друга никогда не было такого ледяного, такого страшного взгляда!

До этого мгновения Дождик не знал, что такое ненависть. Даже когда в Новых Выселках мальчишку-батрака отлупили за то, что целовался с местной красоткой — и тогда не было в душе ненависти. Лишь боль и тягостное недоумение: как же можно так? И когда сама красотка на прощанье презрительно расхохоталась ему в лицо… да, была обида, но ненависти в сердце не нашлось.

А сейчас снизу вверх глядел на раскрасневшуюся, злую, веселую рожу… как же он раньше не замечал, до чего Хиторш похож на своего деда в молодости?

Для Дождика два лица слились в одно. Насильник и убийца вернулся на берег речки, которую до самого дна залил горем и тоской.

Дождик судорожно, зло вздохнул — и ответили ему ива, обрыв, кусты на другом берегу, сизый лед, черная вода подо льдом.

Нет, не ответили — Дождик отразился в них… опять не так: он сам был ивой и берегом, льдом и водой. Он был рекой Безымянкой.

Гнев и радость сошлись в душе юного водяного, как холодное и теплое течение.

А те придурки на берегу — на его берегу! — еще ничего не поняли. Двое незнакомых парней полезли с обрыва вниз, цепляясь за сучья старой ивы.

Дождик презрительно усмехнулся — и старые, заскорузлые ветви ивы обрели гибкость, оплели, опутали непрошеных гостей. Те задергались, затрепыхались, пытаясь разглядеть, за что они зацепились одеждой.

— Эй, вы чего там? — не понял Хиторш.

Не обращая на него внимания (куда он денется!), Дождик обернулся к перепуганной девушке. Подмигнул ей:

— А ну-ка, в сторонку — и не мешай!

И оттолкнул Айки от себя.

Вроде бы и не сильно толкнул, но лед, который только что был шершавым и заснеженным, вдруг стал под ногами скользким, как политая в мороз водой дорожка, по которой катаются малыши. И, словно в детстве по такой дорожке, Айки полетела через Безымянку к другому берегу. Удержалась на ногах, развернулась в скольжении у валуна, плюхнулась на него. И тут же ее обнял ветвями прибрежный ракитник — то ли укрыл от опасности, то ли удержал, чтобы в драку не полезла.

А Дождик нашел взглядом ошарашенного Хиторша — и хлопнул в ладони.

Край обрыва обрушился под сапогами Хиторша. Парень скатился по обрыву вместе с кучей мерзлой земли и, проехавшись животом по льду, оказался у ног Дождика.

Новый хозяин Безымянки легонько притопнул сапожком.

Хиторш в ужасе закричал, увидев, как перед лицом его трескается, вспучивается пузырем лед. Словно гигантский кулак ударил снизу в стылый панцирь.

Лед разлетелся осколками, над ним взлетел фонтан темной воды и донной грязи. Он легко подхватил Хиторша, приподнял, ударил о кромку уцелевшего льда — и накрыл, оглушил, уволок на дно.

Дождик стоял на самом краешке ненадежной, потрескавшейся ледяной корки и хладнокровно смотрел, как расправляется Безымянка с его врагом. Бурая жижа то валяла и катала Хиторша по мелководью, в смеси ила и ледяного крошева, то вновь затаскивала на глубину и топила, топила, топила. Искаженное смертным ужасом лицо парня поднималось на поверхность, он глотал воздух и снова скрывался под водой.

И погибнуть бы Хиторшу, гнить под корягой у берега… да поднял речной хозяин взгляд на обрыв. А там стоял, опираясь на палку, подоспевший пасечник Авипреш. И глядел сверху вниз на расправу.

При виде доброго старика водяной сразу стал прежним Дождиком. И его обжег стыд.

«Я сошел с ума, я же мог убить…»

Он махнул рукой — и волна вышвырнула свою добычу на берег.

Крепка лесная топоровская порода! Кто другой был бы уже мертв — а Хиторш с трудом поднялся на четвереньки, зашелся хриплым лающим кашлем, освобождая легкие от грязи и воды.

Дождик сейчас только вспомнил о двух парнях, которые все еще висели на иве — притихли, боялись пошевелиться при виде того, что творилось внизу.

Водяной небрежно повел в воздухе ладонью, словно сметая перед собою что-то ненужное. Ива качнула ветвями, с силой разогнулась и, словно катапульта, швырнула пленников в сторону леса. Оба парня шлепнулись в снег, сразу же вскочили и молча, не требуя объяснений, помчались наутек.

Дождик склонился над Хиторшем, который уже почти пришел в себя.

— Слушай, мразь. Сейчас вернешься в Топоры. Придется поспешить, если не хочешь в потемках добираться. В деревне первым делом пойдешь к деду своему, Сарторшу Южному Камню. И скажешь ему: «Дед, я сегодня был такой же сволочью, как и ты, и через это едва не сдох». Запомнил? Учти, я узнаю, сказал или нет… А потом, если до меня дойдет, что ты измываешься над теми, кто слабее… если хоть одна девчонка из-за тебя слезинку уронит… я тебя хоть в нашей, хоть в чужой земле сыщу. И тогда сегодняшняя трепка тебе забавой покажется. Понял?

Хиторш с трудом поднялся на ноги. Глаза отвел: боялся победителю в лицо смотреть. Он не спросил, что за счеты у Дождика с дедом Сарторшем. Другое сказал — хрипло, враждебно:

— Не дойду я в мокром по морозу, околею.

— Да моя вода с тобою уйти побрезгует, — усмехнулся хозяин Безымянки.

И Хиторш почувствовал, что с него потекли-побежали струйки, из сапог взметнулись фонтанчики… и вот уже парень в сухой одежде, словно только что в сенях оделся.

— Пошел вон, — сказал водяной без злобы. Была злоба, да ушла. Не на Хиторша глядел сейчас юноша — на поверхность воды у своих ног. На ней проступало его, Дождика, отражение.

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 102