терпя боль в ладонях и то и дело врезаясь в стены то плечом, то бедром, а темнота все не заканчивалась. Даже свет фонаря Дудж постепенно померк – и Норман остался в полной темноте.
Запястья болели, ладони саднило, ноги соскальзывали по мокрому камню. Каждый рывок вниз давался тяжелее предыдущего. Снизу должны были раздаваться голоса остальных агентов, но в ушах пульсировала тишина. Наверное, они уже в пещере, успокаивал себя Норман. Нужно будет кому-то сказать о Бене. А потом – сказать Ронни, когда они выберутся отсюда. И Филу. И Джемме.
О том, что он убил Бена.
Руки соскользнули, и Норман чуть не рухнул вниз, в последний момент вцепившись в веревку. Ладони взорвались болью, и Норман вскрикнул, тут же закусив щеку. Черт! Черт! Черт! Доу не соврал! Господи, как же больно! Как с такой болью спускаться дальше?!
Но держать свой вес без движения было еще мучительнее – и Норман медленно, преодолевая острые вспышки боли, снова двинулся вниз. Впрочем, ему повезло: почти сразу ногами он нашарил конец каменной трубы.
В этот раз веревка была длиннее, и он, спеша избавиться от боли, пополз быстрее, чтобы освободить кровоточащие ладони.
И понял, что не так, только когда почувствовал под ногами землю.
Он стоял на дне колодца, тяжело дыша, с ноющими руками, в кольце полной темноты.
Внизу никого не было.
66. Отсюда нет выхода
Он продолжал появляться – снова, снова, снова.
Как сбившийся с петли кадр, зацикленный на сломанном видеомагнитофоне, он повторял одни и те же фразы, которые сводили Джемму с ума. Она сидела, привалившись к камню, сцепив пальцы под собой, будто только этим могла удержаться на месте, и смотрела, как в очередной раз Кэл проходит мимо. Не получалось ни закрыть глаза, ни зажать уши, ни отвернуться – все это больше не работало в мире, где ничего не существовало.
Джемма не помнила, в какой момент начала просто слепо смотреть в темноту где-то там, за туманной пеленой, – мимо Кэла, уже слабо понимая, что он говорит. Туман почти не двигался, и только появления Кэла иногда разрывали плотные клубы, заставляя их рваться и неохотно расступаться прочь.
Поэтому сначала Джемма не замечала: пустота, воцарявшаяся здесь, когда Кэл исчезал, казалась ей все еще потревоженной его появлением. Как будто что-то двигалось у границы зрения – и тут же испарялось. А затем возвращалось: движение, повторяющееся из раза в раз, где-то вдалеке. Кэл снова появлялся – и снова пропадал, а Джемма, откинув голову на стену, смотрела мимо: туда, где туман то обретал плотность, то терял ее. Каждый раз в разном месте – эта плотность медленно перемещалась. Эта плотность была… чем-то.
Здесь было что-то еще.
Все это время – здесь было что-то еще.
Джемма выровнялась, медленно, не отрывая взгляда от того, что приняла за игру накренившегося разума. Нет, она не сошла с ума: здесь действительно что-то медленно двигалось.
Тело – едва уловимая фигура, облепленная туманом, – плыло сквозь пространство. Слепо и потерянно, почти незаметно.
Что-то, какое-то ощущение – намерение – толкнуло ее в спину. Джемма с трудом приподнялась. Каждое движение ощущалось как насилие над собой: все внутри сопротивлялось, просило остаться в забвении. Но, даже не отдавая себе отчета, что она делает и зачем, она все равно поднялась на ноги.
Сначала она еле ковыляла, затем пошла чуть увереннее, с тяжелым раскачиванием, заново вспоминая, как двигаться. Тело ее давно лишилось телесности – внутри не ощущалось ни костей, ни плотности, словно Джемма была призраком, бродящим в лимбе.
Может, она и была.
Фигура впереди дрейфовала, то и дело растворяясь в белесой мгле. Но не как Кэл – расстояние между ними ощущалось настоящим, и Джемма чувствовала, что оно сокращается. Что она может ее догнать. То же намерение, которое подняло ее на ноги, заставило ее ускориться.
И когда она наконец увидела спину – что-то светло-голубое, похожее на куртку, – Джемма подняла руку.
Коснулась плеча – и ладонь не прошла насквозь.
Впрочем, фигура как будто и не заметила. Просто продолжила идти дальше. Тогда Джемма ухватилась за плечо: то ощущалось физическим и реальным, в отличие от Кэла. Она медленно потянула его на себя, разворачивая. Фигура не сопротивлялась, а туман неохотно подался в стороны, будто выпуская ее из плена.
И словно знала это давным-давно, словно интуитивно понимала, что именно ждет ее на самом дне, – Джемма совсем не удивилась, когда перед ней оказалось лицо Брайана Суини.
* * *
«Они не могут тебя найти, – повторял себе Киаран, – не могут, на тебе кровь, они не видят тебя, не видят, не видят…»
Чудовища подходили все плотнее. Они рыскали совсем рядом, с каждым кругом все теснее сбиваясь, толкая друг друга, растягивая шеи, капали черной слюной. Какое-то из них, где-то на грани видимости, вдруг вздрогнуло и протяжно заскулило. Только вот не как животное – и Киарана замутило.
Это был человеческий голос.
Видимо, его повело – рука мистера Райса сжала его предплечье. «Не двигайся, – говорила эта хватка. – Не шевелись».
Киаран знал: одно неаккуратное движение, одна случайно задевшая их тварь – и все.
Под маской тебя не видно, но необязательно видеть, когда уже нашел, где спряталась жертва.
Ему хотелось самому по-детски схватить мистера Райса за руку, но страшна была даже мысль о том, чтобы пошевелить хоть пальцем. Вокруг них извивалось и пульсировало черное море; не слышно было даже треска костра – только влажные звуки скольжения черных извилистых тел. Где-то в полуметре от Киарана с глухим «шхрр» сорвалась штормовка с веревки. Он стиснул зубы до боли, вкус крови вспыхнул на языке.
Они подбирались все ближе. Еще немного – и это вопрос времени, когда…
Взгляд Киарана метался от одной твари к другой. Взгляд мистера Райса – тоже, но не судорожно, а сосредоточенно, методично. Может, он высматривал человеческие части в полностью черных телах – то, куда можно выстрелить, – может, искал пути отхода. Но Киаран видел полную тщетность и того и другого. Они больше не люди – даже лица лишь отдаленно напоминали человеческие. Их слишком много – между ними не проскользнуть, не протиснуться…
А затем Киаран понял: взгляд мистера Райса все время двигается по одной и той же траектории.
До палатки мистера Перейры.
Сердце Киарана пропустило удар.
За собственным страхом он забыл, с чего начался его оживший кошмар, – и забыл про человека, запертого в палатке в ловушке. Звуков оттуда