общим делом, как Блейз, я и даже Артемизия, но сей-час понимаю, что заблуждалась. Просто он слишком сильно любил в прошлом и заплатил за это потерей близких. Я открываю было рот, чтобы произнести слова сочувствия, пообещать отомстить, как пообе-щала Блейзу, когда тот рассказал мне о своих родите-лях, и не нахожу слов.

Помолчав, Цапля продолжает, и мне остается то единственное, что я могу сделать. Я слушаю.

— Я смотрел, как охранники убивали близких мне людей или уводили после того, как те сходили с ума. Я всё видел, и теперь не представляю, что может быть хуже. Но вы тоже повидали немало ужасов.

Сначала я не знаю, что сказать, потом говорю:

— Чем больше я об этом думаю, тем больше убе-ждаюсь, что Артемизия права. Боги из тех историй, что рассказывала мне мать, никогда бы не допусти-ли подобного. Они не позволили бы кейловаксиан-цам победить.

Цапля издает низкий горловой звук.

— Знаете, прежде я хотел стать священником. С са-мого детства я лелеял эту мечту, и за последние десять лет не раз пытался понять, почему боги так поступи-ли, хоть и сердился на них.

Я бросаю на него быстрый взгляд, на миг забыв, что юноша невидим, потом, опомнившись, снова смотрю прямо перед собой.

— И что думаешь?

Цапля отвечает не сразу.

— Я верю, что если бы боги могли вмешаться, то уже сделали бы это. Возможно, происходящее не в их власти, может быть, вместо прямой помощи они мо-гут дать нам средство, с помощью которого мы смо-жем справиться самостоятельно.

— Например, твой дар, — говорю я. — А также дар Блейза и Артемизии.

Я не вижу Цаплю, но у меня такое чувство, что он кивает.

— И ваш дар, — отвечает он.

Я едва могу сдержать смех.

— У меня нет дара, — возражаю я. В коридоре по-прежнему никого, кроме нас, нет, и всё же я стараюсь говорить еле слышно, почти не разжимая губ.

— Может быть, вы и есть дар. Потомок Оуззы, за-конная королева.

Опять это слово. «Королева». Когда меня так назы-вают, мне кажется, что это вовсе не титул, и когда Ца-пля заявляет, будто я — дар своему народу, на плечи мне ложится дополнительный груз. Я знаю, юноша хочет меня подбодрить, но его слова для меня слов-но осуждение, они причиняют мне куда больше боли, чем ядовитые колкости Артемизии или полные сом-нений взгляды Блейза. Цапля в меня верит, и я уве-рена, что, так или иначе, его подведу.

Юноша в последний раз пожимает мою руку, по-сле чего замедляет шаг и присоединяется к осталь-ным. Я сворачиваю в коридор, ведущий в банкетный зал, и остаюсь одна.

Несмотря на то что о бале было объявлено в по-следний момент, Крессентия успела очень многое, во всяком случае, гостей невероятно много. В зале со-бралась огромная толпа разряженных в пух и прах аристократов, в свете огромной люстры гости бле-стят и сияют, как будто их предварительно обмакнули в бочку с дегтем, а потом обваляли в живых камнях. Все они собрались из любви к своему обожаемому Тейну, а может, просто из страха перед ним — труд-но сказать наверняка, да это и не важно в конечном счете.

Все гости, как и я, в масках, но я легко узнаю мно-гих из них, ведь я присматривалась к ним годами.

Женщина, одетая павлином, — это баронесса Франдхолд, держится она так, будто на десять лет младше своего истинного возраста и в два раза кра-сивее, чем есть на самом деле, — болтает со своим нынешним любовником, лордом Джейкобом — по-следний всего-то на пару лет старше меня, и в числе прочих просил руки Кресс, едва той сравнялось шест-надцать. Барон стоит неподалеку, но, похоже, ему на-плевать на то, как ведет себя его супруга, он увлечен-но болтает с каким-то военным.

Хоть я и не высматривала ее специально, я быст-ро замечаю Дагмару, впрочем, теперь, когда она за-мужем, ее нужно называть леди Далгаард, посколь-ку по имени обращаются только к незамужним деви-цам и королевским особам. Бракосочетание устроили второпях: отец невесты спешил получить свое воз-награждение, а лорд Далгаард — новую игрушку. Со свадьбы прошло всего несколько дней, а руки ново-брачной уже покрыты синяками, которые окружаю-щие старательно не замечают. Бедняжка стоит одна, ее обходят стороной, словно ее несчастье заразно. Прежде, вспоминаю я, Дагмара была душой компа-нии и блистала на всех празднествах, всегда смея-лась громче всех, больше всех танцевала, безудерж-но флиртовала, давая двору повод судачить о ее по-ведении неделями. Однако теперь ее глаза в прорезях маски потухли, она вздрагивает от взрывов смеха и жмется подальше от яркого света, словно испуган-ный кролик.

Мне не следовало бы чувствовать вину, потому что мой народ страдал во сто крат сильнее. Я сама доста-точно перенесла. Мне не следовало бы чувствовать

себя виноватой, но меня гложет острое чувство вины. Это из-за меня Дагмара в таком состоянии, и осоз-нание этого утяжеляет лежащий на моих плечах ГРУ3-

Я заставляю себя отвести глаза от несчастной и принимаюсь высматривать Крессентию. Найти ее нетрудно, достаточно посмотреть на стоящего в цен-тре зала кайзера: на голове его сверкает золотая ко-рона, а сам он раздувается от гордости. Он не дал се-бе труда надеть маскарадный костюм, да и зачем ему это? Он слишком любит свою власть, чтобы притво-ряться кем-то другим.

Я отхожу подальше, не желая привлекать к себе внимание правителя. Крессентия увлеченно беседует с кайзером, выглядит она просто прекрасно. На ней почти такой же костюм, как и на мне, но корсаж пла-тья лавандового цвета, нашитые на юбку чешуйки се-ребряные, а вместо жемчугов на ней коралловые бра-слеты и бусы, и украшения выгодно оттеняют неж-ный румянец на ее щеках. Пусть она совсем еще юна и только-только достигла совершеннолетия, трудно смотреть на нее и не восхищаться тем, как ловко она обращается с кайзером. Эта хитрюга обводит его во-круг пальца, а он и не понимает этого: вот Кресс ми-ло ему улыбнулась, вот посмотрела робко и востор-женно, но при этом держится горделиво и с достоин-ством — она всеми силами показывает, что достойна быть принцессой. Всё,