Мне понравилось его любезное предложение. Не придется самостоятельно искать попутное судно, договариваться и прочее. Лиза тоже обрадовалась такой удаче.

— По сути, старик избавил от хлопот меня, а не вас, княжна, — усмехнулась она, как только мы распрощались с Олдриджем и двинулись дальше. — Наверняка все хлопоты легли бы на мои плечи. А я подобную возню попросту не выношу. Уж лучше в марево к деморгам.

К тому времени стемнело, и пришлось нанять кэб, чтобы поскорее добраться до окраин Эдинбурга, где мы квартировались. Лиза проживала отдельно, но по привычке вышла со мной, чтобы попрощаться.

— Ну вот, пришли, — сказала она, покосившись на порог небольшой хижины. Затем протянула руку.

Я пожала её.

— Спокойной ночи, Лиз. И хотя Олдридж взял на себя большую часть рутины, но кое-что предстоит и нам. Переезд — дело такое. Суеты не избежать.

Я развернулась и зашагала к порогу. Коснулась ручки. Потянула дверь. Тяжёлую, массивную. Сразу вспомнился сон. Сердце заколотилось от предвкушения встречи с Фёдором. И от страха перед этой встречей.

Едва оказалась внутри, как услышала громкое прерывистое дыхание. Из темноты что-то ринулось на меня и вцепилось в горло.

Я — Фёдор

Меня штормило.

Я давно привык к этому. Не помнил уже, каково это, когда стоишь ровно, а перед глазами ничего не дергается. Какое же это было счастье, когда руки и ноги слушались, когда мог контролировать дыхание и голос. Когда все тебя понимали.

В моей комнате, свернувшись калачиком в мягком кресле, спала моя сиделка Гленна — толстая женщина с черными прямыми волосами, будто обрубленными вдоль лба.

Впрочем, сначала она уложила меня. Укутала одеялами, подставила под тело утку, даже поцеловала в лоб. Хорошая она женщина, Гленна.

А вырубилась она, не иначе, намаявшись со мной. Да уж. Ухаживать за таким мощным мускулистым телом, как у меня, тяжко. Сколько я вешу? Килограмм сто? Сейчас, может, и поменьше, но всё равно немало.

Я свалился с кровати и, как обычно, барахтался какое-то время. Но, о чудо — поднялся. Сам! Никто не помогал. Воодушевленный этим достижением, я попытался прошагать, и не абы куда, а до намеченной точки — порога. Каждая такая попытка обжигала меня, хоть и не оставляла ожогов.

Сначала я постоянно сбивался с курса. Вместо первого шага и вовсе крутанулся на месте. Потом долго мучился, чтобы повернуться вновь. Но всё же, пусть и истратив уйму времени и настрадавшись от невидимого пламени, я дошел.

«Не безнадежно!» — мысленно поздравил себя. Но что дальше? Попробовать выйти наружу и вдохнуть прохладу ночного шотландского воздуха?

Нет. Так рисковать рано. Надо вернуться в кровать, пока Гленна не проснулась от моего шума. Господь всемогущий! Я же дышу как после марш-броска на десять километров.

Я попробовал развернуться, но вместо этого моя рука дернулась вперед и проделала какое-то бессмысленное хаотичное движение. Я боялся представить, как это выглядит со стороны.

После второй попытки я ударился ногой о стену. По счастью, Гленна продолжала мирно сопеть. Я же не испытал ни капли боли. Третью попытку предпринять не успел, так как входная дверь отворилась, и я увидел её — Веру.

Как же я любил её! Облачённая в броню, она казалась массивной и грозной. Но кому как не мне, её мужу, знать: она — существо доброе и любящее.

Было слишком темно, чтобы разглядеть черты лица. Но я и закрытыми глазами мог видеть, какое оно изящное, царственное, со взглядом львицы. С холодными голубыми глазами. А светло-русые волосы неизменно сплетались в широкую косу — чтобы волосы не мешали в сражении.

Захотелось выкрикнуть: «Вера!». Но вместо этого изрек что-то нечленораздельное. К моему полнейшему ужасу обе мои руки рванули к жене. Но, увы, вместо нежного объятия пальцы вцепились в её нежную шею.

Вера захрипела. Явно не ожидавшая такого приёма, она опешила и не смогла хоть как-то воспротивиться моей гнусной атаке.

«О горе мне! Что же я творю! Прости, милая!» — кричал я. Разумеется, вместо этих слов изрекал лишь грубый звериный рык.

Она ухватилась за мои запястья, силясь отцепить их от гортани. Но мои руки, словно сраженные судорогой, продолжали давить.

Когда же прекратится? Когда же?

— Фё-о-о… — попыталась прохрипеть она, но дальше ей не хватало воздуха. А я продолжал душить свою любимую жену. Господь всемогущий! Лучше пусть бы я сам себя умертвил! Как жить-то потом с таким клеймом?!

«Врежь ногой!» — попытался подсказать я. Но тщетно. Не могу сказать ничего внятного. Впрочем, Вера и сама не дура — попыталась лягнуть, но, видно, сил стало мало, и она повалилась на пол. А я вместе с ней, продолжая сжимать пальцы на шее.

Хоть бы Гленна пробудилась! Впрочем, сможет ли она остановить меня? Уж слишком сильно моё тело.

Но внезапный и довольно мощный удар сапогом по лицу отбросил меня прочь от жены. Я попытался посмотреть на спасителя, но голова крутанулась в другую сторону. Руки мои, только что пытавшиеся душить, задергались, будто не на полу валяюсь, а в речке тону и изо всех сил стараюсь выгрести на берег.

Я услышал, как тяжело дышит и хрипит Вера. Уверенные шаги спасителя приблизились ко мне, ухватились за шиворот пижамы и потащили в комнату.

— Вер. Может, правда, а? — раздался голос Лизы. — Может, хватит мучаться? Все лекари признали — неизлечима такая хворь. Неизведана и неизлечима.

— Не изведана — да. А вот насчет неизлечима — посмотрим, — донёсся с порога осипший голос жены.

— Мне ведь и самой жаль Фёдора, — не унималась Лиза, затаскивая меня обратно на кровать. — Но глядя на такое, ещё жальче становится. Клинок в грудь — и конец страданиям. Со временем и ты в себя придешь. А так…

— НЕТ!

Через секунду Вера оказалась возле меня. Ладонь любимой коснулась груди и принялась нежно поглаживать круговыми движениями.

— Я никогда! Слышишь? Никогда не предам своего мужа! Буду бороться за него! И даже если всё окажется тщетно — не прекращу!

Ох ты моя прекрасная глупышка. Ведь права Невская. Прикончите