— Вам нужна помощь? — интересуюсь я.

Принц качает головой.

— В том-то и заключается вся прелесть «Уэс»: этому судну не требуется команда, я могу справиться один, — говорит он, потом бросает мне коробочку спичек. Поймав ее, я мимоходом думаю, что никогда еще мне не давали в руки такую опасную вещь, да еще в отсут-ствие должного «присмотра». Принимая пищу у се-бя в комнате, я даже не могу пользоваться ножом, хо-тя не представляю почему? Кайзер боится, что я убью Хоа, или опасается, что попытаюсь покончить с собой?

— Не могли бы вы зажечь другой фонарь? — спра-шивает Сёрен, кивая на третий светильник, стоящий на одеяле.

Я заверяю его, что справлюсь, хотя совершенно в этом не уверена. Мне случалось видеть, как другие люди зажигают спички, но сама я ни разу этого не делала. Первые несколько спичек, которыми я чир-каю по коробку, ломаются, наконец очередная спич-ка вспыхивает, и я так пугаюсь, что едва ее не роняю. С трудом мне удается зажечь фонарь прежде, чем пла-мя обжигает мне пальцы.

— «Уэс», — повторяю я название лодки, глядя на горящий фонарь. Потом вытягиваюсь на одеяле, ло-жусь на спину и смотрю в небо, усыпанное множест-вом звезд — они словно бриллианты на черном бар-хате. В воздухе веет прохладой, бриз приятно осве-жает кожу.

— Вы назвали свой корабль в честь богини кошек?

— Это длинная история. — Принц тянет за при-крепленный к мачте гандшпуг, и парус разворачива-ется и хлопает на ветру.

— У нас осталось еще часа полтора, — напоминаю я ему, приподнимаясь на локтях и наблюдая, как он поправляет угол паруса, чтобы тот надувался ветром.

Ветер развевает подол белой рубашки принца, так что видны четко обрисованные мышцы живота. Я стара-юсь не глазеть, но Сёрен перехватывает мой взгляд и улыбается.

— Действительно. Дайте мне минуту. — Принц в последний раз проверяет, хорошо ли закреплен па-рус и в правильном ли направлении движется ко-рабль, потом идет в каюту — вероятно, тоже решил переодеться.

В его отсутствие я лежу и смотрю на звезды у себя над головой. Впервые за десять лет я совершенно од-на, нахожусь за пределами дворца, а надо мной, на-сколько хватает глаз, протянулось небо, и свежий воз-дух наполняет легкие. Хочу навсегда запомнить это ощущение.

Пару минут спустя Сёрен возвращается и тоже устраивается на одеяле — думаю, он не сел бы так близко, если бы здесь был еще кто-то. Нас разделяет примерно дюйм, но в неярком свете фонаря кажется, будто этого расстояния между нами нет.

— Итак, мы говорили о «Уэс», — напоминаю я.

У принца краснеют уши.

— Отец подарил мне эту лодку на мой седьмой день рождения, но тогда это был голый остов. По традиции мальчик сам должен построить свой пер-вый корабль. Мне потребовалось четыре года, чтобы лодка смогла держаться на плаву, и еще два, прежде чем она стала предметом моей гордости. Теперь это самое быстрое судно в гавани.

— Впечатляет, — говорю я, проводя ладонью по гладкой деревянной палубе. — Но какое отношение это имеет к кошкам?

Пальцы Сёрена сминают край одеяла.

— Как вы, вероятно, могли заметить, гавань киш-мя кишит кошками. Более опытные моряки рассыпа-

ют на палубах апельсиновые корки, чтобы отпуги-вать этих зверьков, но мне никто этого не подсказал. Полагаю, матросы веселились, глядя, как высокомер-ный принц поднимается на свое жалкое суденыш-ко и обнаруживает там десятки кошек, разлегших-ся тут и там. Что еще хуже — кошки ко мне привы-кли. Некоторые даже бегали за мной по гавани, как утята за своей матерью. Люди стали называть меня Уэскин.

«Дитя Уэс». Не самое грозное прозвище. Я фыр-каю, меня разбирает смех, который я пытаюсь скрыть, но потом замечаю, что Сёрен тоже смеется. Кажется, я еще ни разу не слышала, чтобы принц смеялся, но он как-то неуловимо изменился с тех пор, как мы по-кинули дворец, стал более открытым.

Лучше бы он этого не делал, потому что такой, как сейчас, он мне нравится.

Сёрен качает головой и улыбается. Я впервые вижу его настоящую, искреннюю улыбку, и на миг у меня из головы вылетают все мысли о нашем плане и за-мысленном убийстве. На один краткий миг я позво-ляю себе подумать, как чувствовала бы себя, если бы была обычной девушкой, которую пригласил на тай-ное свидание понравившийся ей юноша. Мои мыс-ли движутся в опасном направлении, но если я хо-чу влюбить в себя принца, он должен верить, что то-же мне небезразличен. Поэтому всего на одну ночь я позволю себе поверить, будто всё именно так, лег-ко и просто.

— Признаю, я вполне заслужил это прозвище, — говорит принц, слегка краснея. — Я привязался к ма-леньким бестиям. Они никому не мешали, просто на судне было тепло и пахло рыбой. — Он пожимает плечами, явно стараясь говорить небрежно, но в его глазах прячется боль.

— Вашему отцу не понравилось, что имя его на-следника связывают с именем богини кошек, — пред-полагаю я.

Губы Сёрена сжимаются в тонкую линию.

— Отец счел, что подобное поведение не подобает ни одному кейловаксианцу, не говоря уже о принце. Он сказал, либо я сам решу это дело, либо он возь-мет это на себя. Мне было девять, но я уже понимал, что это значит. Я пытался прогнать кошек, рассыпав по палубе апельсиновые корки, но животные не ухо-дили. Они слишком сильно ко мне привязались и не уходили, что бы я ни пробовал.

— И тогда кайзер приказал их убить?

Несколько секунд Сёрен молчит, потом качает го-ловой.

— Это сделал я, — признается он. — Мне казалось, что так... честнее. Я был за них в ответе. И я поста-рался сделать это по возможности безболезненно — отравил воду, которую они пили. Больше никто не называл меня Уэскином по крайней мере в лицо.

Он смотрит прямо перед собой невидящим взгля-дом, и его лицо снова приобретает привычное суро-вое, отстраненное выражение.

Грустная история благополучного ребенка. Мер-твые питомцы — это не так жутко, как убийство твоей матери у тебя на глазах, это не страшнее, чем вонзить меч в спину родному отцу, особенно если он перед смертью поет тебе колыбельную. И всё же принц тоже страдал, испытал огромное разочарова-ние, именно тогда он навсегда простился с детством. Кто я такая, чтобы измерять, что ужасно, а что — нет?