Но тут оркестр грянул нечто уж совершенно невообразимое, в стиле то ли столичного рок-н-ролла, то ли тяжелого рока из российских глубин. Всё и вся смешалось в доме Аржавнецких. Напоследок я разобрал слова:

«Багник Лемпарта любил,В рощицу гулять водил.От такого романаВся роща переломана».

И тут враз кончилась музыка, растаяли стены, сошло с круга ночное колдовство. Кто-то тряс меня, сидящего на пеньке, за плечо:

— Проснись, а то мигом замерзнешь или горячку схватишь!

Я открыл глаза. Было раннее, еще сумрачное начало дня.

Надо мной наклонилась девушка в пуховике с капюшоном. Миловидное лицо с точеными чертами, серые глаза, из прически выбилась…

Прядь чистейшего белого золота. Такая длинная, что весь алфавит женских имен можно было на палец намотать, гадая, как зовут ее, твою единственную…

— Ялина, — пробормотал я.

— Ярина, — рассмеялась она. — Это вроде украинское имя, да не было времени придумать подходящее. С Новым Годом тебя, Михась!

— И тебя тоже. Яринка, а какой это год — Кролика или Кота?

— Обоих. Но главное — это Год Защиты Полесского Болота. Дрягва — это наше всё.

— Но мы еще вернемся за подснежниками?

— Конечно, вернемся.

И наполовину замерзшая трясина под нашими ногами довольно ухнула, булькнула, выпустив на волю огромный пузырь, и замельтешила нарядными огоньками, точно «мерседес», который готовится отвернуть с прямой трассы.