Грузовик неожиданно вильнул, объезжая Катьку.

Черный дым из выхлопной трубы.

Солнечные зайчики наветровом стекле.

Рев мотора.

Ах ты, сука, только и подумал я. Время набухло киселем, замедлилось.

Я и смерть друг напротив друга. Двадцать метров. Пятнадцать. Восемь… Дурацкая игрушка вихляется туда-сюда, мешает сосредоточиться, отпрыгнуть в сторону. Ускользнуть.

Свет выключенных фар режет глаза - злостью, болью, равнодушием. Они, тысячекратно отразившись и преломившись, вернулись назад, к хозяину.

Не-е-ет!!! - хотел крикнуть я. Я ненавижу осень! Я не хочу!..

Удар…

За окном шуршит дождь. Барабанит по подоконнику, брызжет на стекло, оставляя мокрые разводы. Сколько ни задергивай занавески, между ними всегда остается крохотная щелочка, сквозь которую видны низкое серое небо и косые хлещущие струи. Проклятый ливень идет день и ночь.

Кап - отдается в ушах. Кап. Бульк. Потолок протекает, капли падают в подставленное ведро. Чертова посудина скоро наполнится, и придется хватать ее за скользкую ручку, выбегать на улицу, выплескивать мутную, с крошками известки, влагу.

- Апчхи! - оглушительно чихаю я. Мне плохо. Знобит. Наверняка поднялась температура. Слабость во всем теле. А таблеток нет. Ничего нет. Вообще.

Магазин закрыт, там второй день висит табличка «Учет», на полках - пустота. С деревьев облетели последние листья; клены с тополями тянут вверх корявые ветви, скрипят-жалуются на пробирающем до костей ветру. Даже мерзавцы воробьи больше не устраивают гвалт по утрам - улетели. На улицах - паводок: вода течет, бурлит, пенится. С каждым днем ее уровень поднимается; скоро вода перехлестнет бордюр тротуара, подберется к подъезду, ворвется на лестничную клетку первого этажа. Быть может, хлынет в подвал. Или здесь уже нет подвала? Лишь нарисованная дверь - намек на прежнюю, скрипучую, с полуоторванной ручкой. Черт, вчера подвал был, точно был. Вот дерьмо!

Я лежу на кровати и думаю. О зиме, лете и о весне тоже. Иногда я думаю о Катьке. А что еще остается?

Ведь я теперь совсем-совсем один.

Я и осень.